В Синегорских лесах - Леонид Михайлович Каптерев

Сергей посидел немного, потом поднялся, перешел вброд на другой берег и остановился в изумлении. На влажном песке отчетливо виднелись отпечатки босых человеческих ног. Большие широкие следы взрослого и несколько детских. Дальше они пропадали в крупном гравии и сухой хвое. Если бы он повнимательнее присмотрелся к этим отпечаткам, то заметил бы у следов на песке легкие царапины больших когтей. Но он этого не заметил.

Быстро взбежал на высокий правый берег и осмотрелся кругом. Никого не видать. Он сел и стал прислушиваться. Потянул легкий ветерок и донес какое-то басистое ворчание.

Сергей пристально посмотрел в ту сторону, откуда шли непонятные звуки, и замер. Невдалеке бродила медвежья семья — огромная коричневая медведица, серый подросток — пестун и пара маленьких медвежат. Звери лакомились черникой.

От страха Сергей не мог двигаться. Прижался к покрытому мхами сосновому стволу, стараясь незаметно слиться с его темносерой массой.

Из рассказов Ермилыча он знал, как неудержимо отважна и свирепа медведица-мать. Даже опытный охотник не всегда решается напасть на нее в эту пору. А что мог сделать он со своим жалким дробовым зарядом, рассчитанным на птицу?

Солнце склонялось уже к западу, а Сергей все еще стоял с онемевшим от неподвижности телом, истощенный и голодный.

Медведи бродили кругом, обсасывали чернику и не торопились уходить. Вдруг медведица остановилась, подняла голову и подозрительно потянула в себя воздух. Она почуяла незнакомый запах. Она не знала, что это запах человека, но инстинкт говорил ей, что лучше избежать встречи с неизвестным существом. Легкое ворчание медведицы — и вся семья быстро двинулась к речке, перешла, ее вброд и скрылась в той стороне, откуда пришел Сергей.

Он остался один, но не верил еще в свое спасение и долго не решался оставить место. Потом осторожно встал на ноги и, пугаясь каждого хруста попадавшего под ноги валежника, начал торопливо собирать и жадно есть оставшиеся от медвежьего угощения ягоды черники.

Надвигался вечер, итти дальше — нельзя. Придется до утра пробыть здесь. Нужно только развести огонь и запастись топливом на всю ночь. О сне нечего и думать.

Он натаскал огромную кучу хвороста, выбрал и расчистил место для костра и принялся добывать огонь так, как это делали его дикие предки, Задымились от быстрого трения смолистые палки, показался маленький бледно-синий огненный язычек, лизнул приготовленный сухой мох, и скоро запылал веселый ярко-красный огонь.

«Что-то делают теперь в лагере, — грустно думал Сергей. — Разыскивают ли меня или, может быть, надеются, что сам разыщу дорогу? Ах, как хочется вернуться к своим, спокойно сидеть у приветливой нодьи и слушать рассказы Ермилыча!»

Пришла ночь и вместе с нею сознание жуткого одиночества. Недвижно стоял лес и, казалось Сергею, пристально следил за ним тысячами невидимых для него глаз. Оттуда шли пугающие звуки и непонятные шорохи — то протяжные стоны какой-то ночной птицы, то тихие вздохи, то чей-то крик, похожий на плач ребенка. Сергей не знал, что это «плакал» заяц.

Бесконечно длинной показалась короткая летняя ночь. А когда пришло утро и яркое солнце рассеяло ночные страхи, измученный Сергей улегся в тени огромной сосны и, забыв о всяких опасностях, крепко заснул.

IV. ПО СЛЕДАМ.

В лагере тревога. Уже пять часов вечера, а Сергея все нет!

— Что за дурацкая манера — уходить, не сказавшись! — возмущался Николай Степаныч. — Мальчишка совсем не знает леса и решается один бродить в этой тайге. Взял ли он хоть что-нибудь с собой?

Ребята и Ермилыч растерянно переглянулись. Старый охотник быстро пробежал глазами по имуществу.

— Не знаю, Николай Степаныч, — сказал он, — все как будто на месте. Ружье, однако, с ним.

— А патронташ?

— Патронташ здесь.

— Фу, чорт возьми! Это уж совсем скверно!

Николай Степаныч вскочил на ноги. Волнуясь, подошел к реке, пристально посмотрел вверх и вниз по течению, не покажется ли Сергей. Постоял, нервно потопывая ногой.

— Ну-ка, ребята, выстрелите кто-нибудь, — распорядился он. — Может быть, услышит и отзовется.

Раздался выстрел. Прислушивались долго, — нет ответа.

— Еще раз, подряд из обоих стволов, — скомандовал Николай Степаныч.

Откликнулось одно только гулкое лесное эхо.

— Вот оказия! — встревожился даже всегда спокойный Ермилыч. — Не случилось ли чего худого с пареньком-то?

Ребята подавленно молчали.

Уже совсем смеркалось, а они все-таки напрягали зрение и слух — не увидят ли тонкую фигуру Сергея, не услышат ли быстрые шаги.

— Нет, это совершенно невыносимо! — крикнул Николай Степаныч. Он решительно нахлобучил кепку и пристегнул к поясу револьвер.

— Бери ружье, Ермилыч, идем искать этого бродягу, чтобы ему неладно было! Михаил и Дима остаются здесь на карауле.

— Никуда мы сейчас не пойдем, — отрубил Ермилыч. Что зря мотаться в потемках-то, еще увязнем где-нибудь в болоте!

— Не в потемках, а с фонарем, — настаивал Николай Степаныч.

— Ничего не выйдет, пустое это дело, — досадливо отмахнулся старый охотник. — Подождем до утра, а утром, чуть свет, мы с Серушкой пойдем по следу и уже найдем, не беспокойтесь!

— Фу, ты, чертовщина! — Николай Степаныч сердито швырнул кепку и угрюмо уселся у нодьи.

Молчали и остальные.

Какая же это была бесконечно-длинная ночь!

Едва только забрезжила утренняя заря, Ермилыч надел свои охотничьи доспехи, захватил еды, навел Серка на след и утонул с ним в лесной чаще.

Трое остались в лагере, со своими тревожными думами и напряженно ждали условленного сигнала. Два выстрела подряд — счастливое возвращение, один выстрел — беда. Сидели час, два, три… А выстрелов все нет.

А Ермилыч быстро шел по следу, указываемому Серком.

— Эк, ведь, куда его занесло, — ворчал старик. — Самые что ни на есть медвежьи места! И за кем он только потянулся?

Когда подходили к огромному ржавому болоту, у Ермилыча тревожно забилось сердце. Но увяз ли с головой в этой бездонной трясине Сергей? Нет, Серко бежит вдоль болота и сворачивает опять в лес.

За речкой собака стремительно, с радостным лаем, помчалась к черничной полянке.

— Нашел! Молодчина, Серко! — крикнул охотник. Он добежал до полянки и в испуге остановился: Сергей, разметавшись, лежал на солнечном пригреве, неподвижный.

— Уж не мертвый ли?

А «мертвый» все еще спал молодым безмятежным сном, не чувствуя, ни лучей предполуденного солнца, ни колючих шишек и обломков хвороста. Горячий влажный язык Серка лизнул лицо Сергея. Он открыл сонные глаза, приподнялся и в ужасе отпрянул назад. Перед ним была звериная морда.

«Медведица! — мелькнула страшная мысль. — Конец… Я не успел даже взять ружье»…

Но ужасный зверь совсем не думал кусаться, а ласково повизгивал.

Сергей протер