КВТИУ. Театральное училище с танковым уклоном - Игорь Егорович Коваленко

курсанты, наблюдая этот цирк, как зам.начфака с сосредоточенным лицом слесаря, рихтующего заготовку, разгибает пальцы, и терпеливые гримасы старшины, тихо ржали, шепотом комментируя происходящее, еще больше наращивая комичность ситуации.

В общем, в моем понимании, абсолютно все курсанты нашей роты были ребятами харизматичными и, как сейчас модно говорить, креативными. Просто у кого-то это выпирало наружу от избытка темперамента, а кто-то проявлялся в других нестандартных ситуациях. Возможно, это было обусловлено особым фэн-шуй нашего училища, ведь прямо через забор рядом с нами располагался огромный киевский зоопарк. От старших курсов мы слышали истории о том, что кто-то из курсантов ради хохмы проводил эксперименты с животными: кто-то бросил в пасть огромному гиппопотаму дымовую шашку, и тот, находясь в бассейне, открывая и закрывая пасть, был похож на курящего сигару толстого буржуя. Другие умельцы отрубили кончик хвоста у крокодила и прибили на тумбочку дневального, который в это время уснул. Я, честно говоря, против таких жестоких опытов над животными, но в юности каких глупостей только не бывает.

А между тем у нас во всю шел период КМБ – Курс молодого бойца. Перед присягой нам предстояло много чему научиться: изучить личное оружие, научиться преодолевать танковую и общевойсковую полосу препятствий. Танковая отличалась тем, что, ухватив сорокакилограммовый аккумулятор, нужно бегом донести его до макета танка, поднять на броню, прыгнуть в люк механика-водителя, вынырнуть из башенного люка, бросить гранату, а дальше обычная общевойсковая с преодолением рва в два с половиной метра, разрывная лестница, бум на высоте трех метров и так далее. Но кроме отработки тактических действий солдата в общевойсковом бою, нам предстояло изучить то, о чем мы и не догадывались, например, управление БСЛМ-110 – большой саперной лопатой модернизированной, с длиной черенка 110 сантиметров. И надо сказать, что эта подготовка с БСЛМ-110 отложилась в памяти больше всего, так как львиную долю времени нам выделили на рытье траншей и котлованов под какие-то коммуникации.

Наш взвод закончил отработку действий мотострелкового взвода в наступлении, и после обеда нас как обычно отправили на хозяйственные работы. Зам.комвзвода Филипченко отличался особым служебным рвением и нашими руками готов был горы свернуть, чтобы завоевать расположение начальника. Да, этот тот самый сержант, который отличался харизматичной внешностью: нос и уши вместе с шипящим польско-белорусским произношением. Взвод построили, полковник отвел сержанта в сторону и, бурно жестикулируя, ставил ему задачу на рытье траншеи под какие-то трубы. Поставив задачу, полковник обратился к Филипченко и сказал: «Командуйте, сержант!» – а сам ушел по своим делам. Наш генералиссимус, получив первую боевую задачу, был наполнен вдохновением и даже эйфорией. Отметив начало и ширину траншеи, скомандовал: «К работе приштупить!» Под палящим солнцем на тактическом поле в Гореничах, наш второй взвод стахановским методом выворачивал кубометры земли. Однако, дело уже шло к вечеру, и на горизонте появился тот самый полковник, который придумал нам это развлечение. Наш Николай Филипченко почти с подскоком побежал к нему навстречу, чтобы доложить о выполнении задачи. Но лицо полковника начало резко меняться, брови сомкнулись домиком и залегла хмурая складка на лбу. «Идиот! – услышали мы, – я где тебе сказал копать?» Вид у Николая стал похож на Наполеона, отступавшего из-под Смоленска. Моральный дух бойцов был подорван, и уже без энтузиазма нам пришлось закапывать наше произведение фортификационного искусства и начинать все сначала. Здесь мы усвоили армейскую мудрость: «Не спеши выполнять первую команду начальника, потому что за ней последует вторая, отменяющая первую». С этих пор комоды (командиры отделений) и курсанты внимательно слушали задачи, которые ставились старшими начальниками нашему полководцу Филипченко, чтобы не попасть под жернова и, если что, подкорректировать воображение Николая.

Старший лейтенант Томашевский, Виталий Адольфович, наш курсовой офицер, рослый мужчина, хорошо сложенный широкоплечий мачо, любитель и любимец женщин легкого флирта, настоящий гусарик. Его серо-голубые глаза, улыбка и вкрадчивая манера разговора, напоминала кота. Именно этот образ у меня и рождался при взгляде на него. Несмотря ни на что, он был мастером спорта по стендовой стрельбе и пытался проявлять спортивную молодцеватость при удобном случае. Его про себя курсанты называли «Я», так как часто от него звучало: «Яяяя определю, яяяя назначу!» Протяжное «Яяяя» указывало на некий нарциссизм, который безусловно был ему присущ. Он очень любил расследовать наши курсантские залеты, записывая на магнитофон, как следователь речь подозреваемого. Особенный кайф он испытывал, когда собственноручно наголо стриг залетчиков. Томашевский построил первый и второй взвод на спортгородке перед полосой препятствий. Даже спортсменам было волнительно, так как раньше только по бревну бегали школьниками, а тут целая полоса препятствий.

– Так, ну-ка, старослужащие, кто покажет, как надо преодолевать препятствия? – обратился Томашевский к сержантам. – Филипченко, давай к снаряду!

– Товарищ штарший лейтенант, у наш в армии это не культивировалошь, – промычал Филипченко.

– А где же ты служил, в каких войсках?

– В штройбате.

Слово «культивировалось» наш гениальный зам.комвзвод подсмотрел заранее в энциклопедии, так как серьезно занялся обогащением своего словарного запаса, а тут выдалась возможность блеснуть эрудицией. Курсанты, похихикав, оценили интеллектуальный рост возможностей Николая, но после того, как Николай залез на самую нижнюю планку у разрывной лестницы и тут же хлопнулся всем туловищем на землю, все, включая Томашевского, заржали как кони.

Часть 3

Дни пролетали как в песне Кобзона, а ночи еще быстрей. С утра нас будил голос старшины: «Кууууурс! Подъем!» Тут же эту арию подхватывали вторыми голосами в совершенно разных тональностях замкомвзвода: «Первый взвод, подъем! Второй взвод, подъем!» И так все четыре взвода. Мы уже вскочили и, как ужаленные, быстро одевались, но тут следом включались третьи голоса – командиров отделений: «Первое отделение, подъем! Второе отделение, подъем!» И под этот динамичный речитатив военного рэпа: «Форма одежды номер два, голый торс!» – мы вылетали из казармы на плац, по-военному быстро пробегая через туалет. Голос старшины возле туалета: «Шире шаг на проходе!» Из туалета чей-то голос весело дублировал: «Шире струю!»

По нормам военного быта на трех или пятерых солдат-курсантов полагалось, по-моему, одно место в санузле. Поэтому выстраивалась некоторая очередь к каждой учебной точке. Хотя и двигалась эта очередь быстро, старшина требовал увеличить скорость эскалатора.

В те дни КМБ у курсантов, как и у солдат первого года службы, было только два желания: жрать и спать. Можно было бы сказать более деликатно, например, есть или кушать, но нам хотелось именно жрать. Спать мы могли в любом положении, даже стоя, как слоны. Под конец дня, к вечеру, накатывала такая усталость, что о бессоннице не могло быть и речи. Люди – удивительные существа: сколько сейчас