Поход - Князь

сложилась, давайте вперёд. Только об одном прошу — не геройствуйте! Нам нужно только посмотреть. Будут препятствия — не лезьте, посмотрите издали. В конце концов, спрячем машины и на мотоциклах до лодки доедем. Нам нужно вернуться и доложить, а не самим подвиги совершать. Сами — только испортим. Всё, два часа туда, потом — в любом случае — назад. Сейчас четырнадцать часов, жду вас назад в восемнадцать. Поехали!

Впервые за долгое время мы с Сандрой остались вдвоём — и без особых дел… Просто сидели рядом, Сандра положила мне голову на плечо…

— Андро, как правильно по-русски сказать «очень случайно»? Я знаю, вы так не говорите.

— «Совершенно случайно», если я правильно понял твой вопрос. А почему ты спрашиваешь?

— Си, си, со-вер-шен-но случайно! Сompletamente casuale! Allora, Андро, как ты думаешь… Если «совершенно случайно» есть много раз подряд — это может быть совершенно случайно?

— А ты сама как думаешь?

— Как ты думаешь, как я думаю? — Сандра засмеялась, встала, подошла к своему крану, похлопала по колесу, как бы говоря: это вот — тоже «совершенно случайно»? И вдруг совсем серьёзно напомнила: надо антенну поднять, радио послушать…

Не в шесть вечера, конечно, а ближе к восьми, — я уже начал было волноваться — разведка вернулась и доложила: «Мост — есть! Но…»

Надо самому ехать и смотреть.

Глава 20

Дорога на Берлин

По делам их узнаете их

Утром, перед завтраком, Сандра вдруг подошла ко мне с таким видом, как будто у неё весь кофе выкипел:

— Андро, мы — тормоз. Два. Нора идёт наверху смотреть далеко, — она рукой показала на кран, — а мы забыли биноколё! Duo freni! — такой расстроенной я её ещё не видел…

Хлопнул себя по лбу, почесал затылок и с виноватым видом пообещал, что после завтрака, перед выездом, обязательно пересмотрим наши запасы — всё-таки мы до сих пор обходились намного меньшим, чем взяли с собой, даже из «аргентинности» понадобилось только удостоверение да надпись на тенте. Но нам ещё пылить да пылить — мало ли, что ещё понадобится. Вот хотя бы бинокль — определённо стоит держать под рукой, а не в багаже.

* * *

— Ну вот почему так, Андрей Владимирович? Жили люди, нас тут мало ведь совсем, кому и зачем понадобилось это вот⁈

Мы с Иваном сидим на разграбленной локалке. Здесь когда-то жили люди — монокластер был или как-то по-другому собрались здесь. А сейчас в траве видны только кости да черепа. И надпись накарябана на стене на английском — «Death to the whites» — «Смерть белым!». Конечно, своей то письменности нет, пользуемся языком и алфавитом белых.

Сидим и ждём, когда доедут сюда наши женщины. А какие же ещё? Конечно, наши. Со мной-то всё понятно, а Иван, когда видит Нору, впадает в состояние между обалдением и комой. Та, вроде, тоже не остается равнодушной. А пока беседуем.

— Знаешь, Вань, мы их всё равно никогда не поймем. Негры — это другие люди, другая цивилизация. Я там три года провёл, так что точно говорю: они — другие. И судить их нельзя с наших позиций. Мне вообще кажется, что Смотрящие, те, кто сейчас этот эксперимент ставят, к неграм неровно дышат. Вот смотри: там, на Земле, они жили в очень благоприятных условиях. Когда слышал про голодающих а Африке, меня зло брало. Там очень сложно голодать. Но у них получалось. Когда Зимбабве была ещё Родезией, она пол-Африки кормила. А потом — себя не получалось.

И в мир они практически ничего не принесли. Кого ты можешь вспомнить — несколько певцов и спортсменов? А учёных, композиторов, писателей — ну хоть одного? Наверняка есть, но очень не много и уж точно — не мирового уровня. И очень мало относительно численности населения. А те, что на слуху — так и они в других странах себя проявили, а не в Африке. Жизнь в слишком благоприятных внешних условиях — расслабляет. Когда эти условия не надо под себя прогибать — легче самому прогнуться.

А самыми успешными в мировой культуре, науке, технике — были жившие в умеренном поясе — грубо говоря, в Европе. Человек везде может жить — и в тундре, и в Сахаре. Но там у него не будет времени на что-то стороннее — только выживание. А в умеренном климате — под зиму не прогнёшься, нужно и головой работать, и руками. Дом на зиму построить, топливом себя обеспечить, запасами еды.

Вот здесь, на Платформе, их и поселили в климатический пояс примерно Европы. И поселили не государствами, ну или селективными кластерами — мы только два и знаем, — а племенами, в кучу монокластеров. По итогу — их очень много, и занимают они очень большую площадь. И локалок, получается, у них полно. Но, как видишь по результату, — эффекта, в плане развития, особого нет. Выгребли свои локалки — принялись за соседние.

А вообще, думается мне, этот эксперимент идёт не только здесь и сейчас, он очень долгий. И наша старая Земля — это, наверное, тоже Платформа. И даже не первая.

— Как не первая? И почему — тоже платформа?

— Вот смотри, Ваня, знаешь, что означает слово «допотопный»?

— Ну, старый очень, древний.

— Не стану утверждать, что именно сильно древний. А тот, что был до Потопа. Потоп в истории помнишь?

— Нет.

— А он — как тот суслик. Ты его не видишь, а он есть. И потоп так же — мы его не помним, а он был. Слово «допотопный» есть, а Потопа в истории — нет. Хотя в истории у нас много чего нет. Вот Тартарии нет. На старых картах она есть, у Жюль Верна есть, а в истории — нет.

— Как у Жюль Верна? Где?

— В книге. «Михаил Строгов» называется. Так что, выходит, не так и давно это и было, если Жюль Верн про это написал. И — как провалилось… в тартарары.

Да, так про что я… То, что было на старой Земле до Потопа — это, возможно, и была Платформа-1. Что-то пошло не так, и её стёрли. Хотя следы остались. Много по миру очень непонятных построек, да ещё и грунтом засыпанных метров на десять-двадцать… Мы с тобой жили, наверное, на Платформе-2. Но раз пришлось и пятую заводить, то тоже… видно, не