Черный Феникс Чернобыля - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт

события, соответствующие тому или иному месту на определенном отрезке времени или человеческой истории. Благодаря «Хроновизору» ему, вероятно, удалось воссоздать подлинный лик Иисуса Христа и даже слушать в оригинале Заповеди блаженства нашего Господа. Но Ватикан вскоре осудил технологии, применяемые для приборов, подобных «Хроновизору», да и само устройство было конфисковано церковными властями у его автора и теперь хранится в бездонных подземельях и запасниках папского престола. И я сразу размечтался: вот бы нам «Хроновизор» да в Чапому. Тогда, возможно, мы прояснили бы вопросы, связанные со страной Гиперборея-Арктогея и с героями твоих наваждений.

– Вполне поверю в это, поскольку создание такого аппарата даже по моим дилетантским сведениям никак не противоречит физике частиц. Это своей гениальной интуицией уже предчувствовал Герберт Уэллс, роман которого «Машина времени» вышел в Англии еще в конце прошлого столетия. Дэвид Бом справедливо видит во времени голограмму. Все как в алхимии: можно распылить голограмму, а можно ее сгустить. Тогда сам прибор «Хроновизор», как мне представляется, служит просто для кристаллизации голограммы времени, иными словами, он ее усиливает на определенных исторических участках и делает доступной это нашему восприятию. Все достаточно рационально, поскольку всякая голограмма кристаллической природы, зачастую совершенно для нас неуловимой. Конец времен наступит тогда, когда Великий Архитектор миров изымет из творения голограмму времени или, если угодно, его кристалл.

– Не обижайся, дружище, но вот ты мне и кажешься заблудившимся в голограмме пересекающихся времен, особенно после того незабвенного случая на побережье у Чапомы. И ответ, кому служит твоя знакомая Валуспатни, представляющая черную жреческую индоарийскую традицию, лежит на поверхности: ее господин Кронос, пожирающий своих младенцев, Сатурн, а у ариев-гиперборейцев – Вала, Вритра и Куява, змей, олицетворяющий всепоглощающее время, пронзаемый копьем Варуны, а на русских иконах святым Егорием. В библейско-талмудических преданиях эта вечная темная женская сущность называется Лилит, первая жена Адама, тогда как у северного речного народа синдов-синдхавов, оказавшихся на Кавказском Приазовье и Причерноморье, Артемидой-Апатурией, Аватарой. Понимаю, брат: трудно жить на свете поцелованным богами…

Акт третий

Человек подобен дуновению; дни его – как уклоняющаяся тень.

Псалтирь 143:4

Разумеется, всякая книга, пусть даже и ненаписанная, имеет свой финал, не всегда благоприятный для главного героя. Впрочем, в нашем случае ненаписанная книга не просто неосуществившаяся по какой-то причине возможность для автора, но скорее даже внутреннее осознание того, что он не достиг еще совершенного писательского возраста для ее написания. Значит, книга осталась растворенной в его жизни, достигши цели китайского классика Цао Сюэциня, создавшего первые восемьдесят глав романа «Сон в красном тереме» и стремившегося слить литературу с окружающей действительностью, растворить ее в ней при помощи написанного монументального произведения китайской словесности XVIII-го столетия. Отсюда роман «Сон в красном тереме» и не может быть никогда завершен, поскольку у него есть начало и развивающийся во времени-пространстве сюжет, порой абсурдный, банальный и сквозящий натурализмом, но превзошедший грани земной жизни своего зачинателя. А в ненаписанной книге отсутствуют начало с сюжетом, однако, повторимся, предвидится ее финал. Как знать, быть может, ненаписанная книга более совершенная форма литературы уже за пределом письменной традиции, поскольку так или иначе ее проживает всякий человек, приходящий в мир, пусть этого и не осознавая на личностном плане, но творя ее на уровне коллективного бессознательного. Так что, ненаписанная книга есть переход Яви в Навь: она остается таковой, если не сведена оттуда и не сделавшись реальной книгой в феноменальном мире благодаря способности восприятия пишущего человека. Что касается Андрея Никитина, то в его жизни имело место яркое смешение Яви с Навью, но написать лелеемую и желаемую книгу об этом он не смог. Однако его ненаписанная книга живет как эйдос и мыслеформа в ноуменальном плане, предполагающем основные вехи ее непроявившейся у нас истории.

Впрочем, в 90-е гг. минувшего века Андрей Никитин как бы отстранился от своей ненаписанной книги, всецело предавшись исследованию тайных мистических организаций в СССР в 20-30-е гг. XX-го столетия. Этот без преувеличения титанический труд нашел отражение в книгах Андрея Никитина «Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в советской России» (М., 1998; М., «Аграф», 2000), «Rosa mystica. Поэзия и проза русских тамплиеров» (М., «Аграф», 2002), а также в пятитомном издании «Мистические общества и ордена в Советской России», где опубликованы материалы следственных дел из архива ОГПУ-НКВД-МГБ по деятельности христианских парамасонских и франкмасонских сообществ: «Орден российских тамплиеров», тт. I–III (М., «Минувшее», 2003), «Розенкрейцеры в Советской России» (М., «Минувшее», 2004), а завершающий том «Эзотерическое масонство в Советской России» (М., «Минувшее», 2005) вышел в год смерти автора и составителя этих бесценных материалов для истории русской цивилизации и культуры. Уже работая над первыми тремя томами вышеуказанного фундаментального труда, посвященными русским или московским тамплиерам, к которым принадлежали его родители, автор ходил, казалось бы, рядом со своей ненаписанной книгой, не осмелившись решительно совлечь ее с полки вечности. Однако ему удалось разгадать ее смысл, постигнув вещество, из которого она состоит. Выходит, ему просто не хватило времени воплотить задуманное, либо же ему кто-то мешал, стремительно оборвав нить его земного бытия? Подобное случается, когда исследователь стоит уже на границе выдающегося открытия и вдруг падает ниц и замертво, не сумев переломить судьбу, тогда как ему оставалось сделать всего лишь шаг, который может статься выше его сил и самой жизни. Впрочем, именно это и произошло с Андреем Никитиным, оборвав на взлете его творческий полет. Незавершенность можно назвать квинтэссенцией его научной и писательской деятельности, когда он остановился на пороге своей ненаписанной книги, ступив отсюда в мир иной, не войдя в свой совершенный писательский возраст. Но ведь именно эта недосказанность роднит Андрея Никитина с образом Иоасафа, Царевича Индийского, на местоположение снесенного храма которого любил приходить он сам – замечательный русский писатель, археолог и историк. Кого он видел в царевиче из Индии – Будду Гаутаму, как считают современные ученые, или древнехристианского проповедника Юз Асафа, чей прах покоится в мусульманском мавзолее Роза-Бал в Шринагаре в Кашмире, и вокруг которого расцвели различные суннитские мистические секты, в том числе мессианско-махдистское движение Ахмадия? Разумеется, первого, поскольку Будда Гаутама, наряду с Рамой или Рамом Рагху, с кем таинственным образом повстречался «в тумане забвения» в дюнах Беломорья у Чапомы летом 1969 года Андрей Никитин, признавался вайшнавами аватарой всепроникающего и всеобъемлющего трансцендентного бога Вишну, будучи призванным для восстановления Закона или Дхармы этого божества.

«Ну а как же финал ненаписанной книги?» – спросите вы. Дело в том, что Андрей Никитин по-особому толковал притчу «Об инороге» или «О сладости