Азимут между пламенем и порчей - Павел Николаевич Корнев

— Придётся? Вот уж нет!

— Придётся-придётся, — уверил меня священник. — Да и чего ты артачишься? Пять тысяч целковых на кону стоит!

— Это мои деньги! Я ничего не потеряю, но ничего и не приобрету!

— Ну вот ты уже и торгуешься! — благодушно рассмеялся Шалый, но глаза его остались холодными, а взгляд острым. — Пойми, ты уже подговорил соучеников напасть сегодняшней ночью на дворянскую обитель, дабы избежать наказания за похищение ребёнка!

У меня поначалу едва челюсть от изумления не отвисла, а после накатило бешенство.

— Вы всерьёз собираетесь натравить аколита и пятёрку адептов на полноценного асессора⁈ Да это чистое самоубийство!

— На старого дряхлого асессора и парочку его недалёких отпрысков, которых куда больше возвышения интересуют юные сиротки, — поправил меня Шалый. — И не одного аколита и пятёрку адептов, а трёх аколитов и четырёх адептов, у каждого из которых за плечами такой боевой опыт, который никому из дома Синей птицы и не снился! И уж поверь, я слишком долго возился с твоими соучениками, чтобы просто взять и послать их на верную смерть! У вас есть все шансы справиться!

Я скрестил на груди руки и отрезал:

— Чем совать голову в петлю, проще податься в бега!

— В бега податься ты всегда успеешь, — заявил явно начавший терять терпение священник. Он подошёл к столу и достал из планшета стопку листов. — Почитай-ка, что нам удалось нарыть! После самому тех нелюдей прикончить руки зачешутся!

Ничего мне читать не хотелось, а руки чесались выставить Шалого за дверь, но с ним подобный номер точно бы не прошёл, так что присоединился к священнику. Взялся проглядывать листы — те оказались протоколами опроса немногочисленных воспитанников сиротской общины, которых удалось разыскать церковным дознавателям. Упоминалось там всякое. Попались и показания Плаксы — и пусть девчонка мало что видела и слышала, именно они произвели наиболее сильное впечатление. Остальным особой веры не было, а эта малолетняя простушка ещё по дороге в город что-то такое пищала. И вправду захотелось извести дом Синей птицы до последнего человека.

Насилие, растление, истязания, убийства. И всё это — на протяжении нескольких лет. И до всего этого никому не было никакого дела. А как самих задели за живое, так и засуетились, будто скипидаром одно место смазали!

От злости стало трудно дышать. Но хоть и возникло настоятельное желание поквитаться за босяков, идти на поводу у священника я не собирался. Нацепил на лицо маску Лучезара, кинул листки на стол и с невозмутимым видом заявил:

— Будет чрезвычайно прискорбно, если эти изуверы сумеют уйти от наказания. Но этот груз ляжет отнюдь не на мою душу!

Пустое! Отец Шалый был слишком хорошим картёжником, чтобы получилось его обмануть.

— Выправлю тебе церковную подорожную, — пообещал он, сочтя возможным повысить ставки. — Метка с духа рано или поздно слетит, а с подорожной всё Поднебесье объехать можно! И учти — если затея с домом Синей птицы провалится, меня в сторонку отодвинут, и тобой совсем другие люди займутся. Так не лучше ли соученикам подсобить, чтобы они уже точно дров не наломали?

До чёртиков не хотелось плясать под чужую дудку, вот я и буркнул:

— Нешто вам больше задействовать некого?

— Нет! — отрезал Шалый. — Мне ещё налёт на сиротскую общину устраивать!

Я вздохнул и сдался, правда, виду не подал и сказал:

— Подорожная — это хорошо, но мало.

Священник разом напрягся.

— Не люблю, когда пытаются залезть мне в карман!

— Не в карман, а в епископскую казну!

Отец Шалый покачал головой.

— Я действую на свой страх и риск и не получу из казны ни гроша даже в случае успеха! — отрезал он. — И хватит уже торговаться — не на базаре!

Но я набычился.

— Да и чёрт бы с деньгами! А как насчёт знаниями поделиться? Аркан какой подкинуть или подсказать, какие книжники трактатами о магии из-под полы торгуют?

Шалый так и скривился.

— Самодеятельность в тайном искусстве могут позволить себе лишь гении! — отрезал он, но тут же осёкся, наморщил лоб и спросил: — Головы на Диком поле ты ведь неспроста отрезал, так? В Черноводск намылился?

С ответом я торопиться не стал и для начала убрал стеклянные ёмкости в новенький кожаный саквояж.

— Допустим, — буркнул, рассовывая меж их стеклянными боками исподнее. — И что с того?

— Дам тебе рекомендательное письмо к одному своему знакомцу, он замолвит словечко перед школой Чернопламенных терний. Аспект для тебя не самый подходящий, но раз уж отказался принимать багряный аргумент, лучшего варианта в нашей глуши не сыскать.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок! — выдал я и спешно отступил на шаг назад. — Но-но! Это народная мудрость!

Священник недобро зыркнул и потребовал:

— За языком следи!

Я чуток расслабился и уточнил:

— Что за аспект у тайнознатцев дома Синей птицы?

— Ледяной, — подсказал Шалый и потребовал: — Собирайся!

— Не самые удобные противники для огневиков, — отметил я, начав складывать в стопку валявшиеся на столе листы.

— Верно и обратное, — отметил священник и посоветовал: — Всё с собой забирай, не стоит больше сюда возвращаться. Раз уж тебя установили, наверняка и наблюдение организовать не преминули.

Я озадаченно хмыкнул и спросил:

— А как быть с судебным заседанием?

Отец Шалый пожал плечами.

— Сделаете всё как надо, и оно просто не состоится. Ну а если судья заартачится… — Он вытащил из планшета и продемонстрировал мне документы о передаче Плаксы и Мелкой в церковный приют южноморской епархии. — Вот это снимет решительно все вопросы.

— Чужое брать нехорошо, — нахмурился я и уже с нескрываемой угрозой добавил: — И даже чревато…

Священник беспечно рассмеялся.

— Не забывай, кто избавил тебя от тюремной баланды, сын мой!

— Да уж не забуду, отчим!

Глава 3

15−4

Гостиницу мы покинули через чёрный ход. В заднем проезде нас дожидалась карета — погрузились в неё и покатили прочь. Ехали молча. Разговор не клеился, да и говорить мне с Шалым было особо не о чем. К тому же я был зол и зол просто безмерно. И на него, и на себя самого. Если раньше из-за долгов под чужую дудку плясал, то сейчас