Троя. Мифы, история, археология - Олег Ивик

Ахиллес пообещал, что удержит ахейцев от битвы столько дней, сколько понадобится для похорон Гектора, и троянцы девять дней беспрепятственно оплакивали героя и свозили дрова для погребения. На десятый день тело главного защитника Трои было возложено на костер.

Люди сходились к костру, на котором покоился Гектор.

После того как сошлись и большая толпа собралася,

Первым же делом вином искрометным костер загасили

Всюду, где сила огня сохранилась. А братья с друзьями

Тщательно белые кости героя средь пепла собрали,

Горько скорбя и со щек обильные слезы роняя.

В ящик потом золотой те кости они положили,

Их покрывши пред тем пурпуровой мягкой одеждой.

Тотчас спустили в могилу глубокую, после того же

Поверху часто камнями огромными плотно устлали.

Сверху насыпали холм. Вокруг же стража сидела,

Глядя, чтоб ранее срока на них не напали ахейцы.

Быстро насыпав могилу, они разошлись. Напоследок

Снова все собрались и блистательный пир пировали

В доме великом Приама, владыки, вскормленного Зевсом.

Так погребали они конеборного Гектора тело{548}.

Приам молит Ахиллеса вернуть тело Гектора. Саркофаг. Тир. II в. до н. э.

Этими словами завершается «Илиада»{549}. Но до конца войны оставалось еще немало событий.

В Трою продолжали прибывать союзники. С берегов Фермодонта пришла царица амазонок Пенфесилея (Пентесилея)– она нечаянно убила свою подругу или сестру Ипполиту и хотела, чтобы Приам очистил ее от скверны убийства{550}. Визит амазонок и их битву с ахейцами подробно описал Квинт Смирнский в поэме «После Гомера»{551}. Царь Трои принял амазонку, как дочь, устроил пир в ее честь, вручил щедрые дары и пообещал, что наградит ее еще богаче, если она поможет ему защитить город.

Та же в ответ предложила деянье, что смертный б не мыслил:

гибель Ахиллу принесть и народ аргивян многолюдный

весь истребить, да разжечь на судах негасимое пламя{552}.

Не вполне понятно, на чем основывалась самоуверенность Пенфесилеи – с нею было всего двенадцать воительниц[87]. Троянцы к этому времени отказались от сражений и, напуганные Ахиллесом, не выходили из городских стен, но Пенфесилея вдохновила их на битву. Поначалу царица амазонок действительно сразила множество ахейских воинов. Она (по крайней мере, согласно Квинту) сражалась верхом – это было новое слово в военной технике того времени. Даже троянские женщины, глядя на Пенфесилею, прониклись боевым духом и решили взять в руки оружие и выйти на поле битвы. Их вдохновляла некая Гипподамия. Доводы Гипподамии были в определенном смысле резонны: она заявила, что если уж Пенфесилея так яро сражается «за чужого царя», то троянские женщины, у которых в этой войне погибли возлюбленные и мужья, родители и братья, – будут биться не хуже.

Ведомые Гипподамией, троянки, «корзины и пряжу оставив», уже вышли за городскую стену, но их остановила Феано, жрица Афины. Хоть она служила богине-воительнице, у нее был трезвый взгляд на участие женщин, во всяком случае троянских, в войне. Она объяснила подругам, что амазонкам «кровавые битвы да дикие скачки любы издревле»{553}, кроме того, Пенфесилея приходится родной дочерью богу войны Аресу, чего троянки о себе сказать не могут.

Женщины признали справедливость доводов Феано и вернулись в город. Их поступок был тем более разумен, что даже и воинственные амазонки, опытные в военном деле, не смогли противостоять ахейцам и, после недолгих успехов, все до единой полегли на поле брани. Пенфесилея была сражена копьем Ахиллеса, который одним ударом пронзил ее и ее коня. Но в определенном смысле амазонка тоже одержала победу над героем. Когда Ахиллес, собравшись по обычаю забрать себе доспехи воительницы, снял с ее головы шлем, он был поражен красотой царицы. Пелид понял, что своей рукой убил ту самую женщину, которую хотел бы ввести «как жену дорогую в конелюбивую Фтию»{554}.

Столь же великая скорбь разрывала сейчас его сердце,

как в тот момент, когда черная гибель Патрокла настигла{555}.

Оказавшийся рядом ахеец Терсит стал осыпать Ахиллеса упреками за то, что он скорбит «из-за презренной царицы лишенных стыда амазонок»{556}, и Пелид в ярости ударил своего соратника по лицу. Удар оказался слишком силен, и Терсит упал мертвым. За язвительного Терсита пожелал было отомстить его родич Диомед, – но прочие ахейцы воспротивились, и убийство сошло Ахиллесу с рук.

Из уважения к доблести и красоте Пенфесилеи, а также к чувствам Ахиллеса, ахейцы позволили троянцам унести царицу амазонок в город вместе с ее доспехами, оружием и павшим конем. Здесь ей воздвигли погребальный костер и захоронили прах «рядом с переднею башней близ Лаомедонта останков»{557}.

Следующим союзником, пришедшим на помощь троянцам, был племянник Приама Мемнон – сын богини-зари Эос и похищенного ею троянца Тифона. Об этом тоже рассказывает Квинт Смирнский. Мемнон появился в Илионе, «собравши огромное войско всех чернокожих племен, в Эфиопии дальней живущих»{558}. Но и его сразила рука Ахиллеса.

Вскрикнула Эос тогда, в пелену облаков завернувшись.

Сумрак всю землю окутал; а быстрые ветры, послушны

матери скорбной приказу, дорогу к равнине Приама

в тот же момент одолели и мертвое обняли тело.

Подняли сына Зари, понесли сквозь эфир лучезарный…{559}

Интересно, что эфиопы – подданные Мемнона – тоже унеслись вслед за ним. За этой картиной наблюдали как защитники Трои, так и ахейцы,– «все с изумленьем взирали, как войско подле царя исчезало»{560}. Впрочем, Мемнон, как и его соратники, унеслись не слишком далеко – к берегам протекающей в Троаде реки Эсеп (Эсип). Здесь нимфы – дочери Эсепа – воздвигли над павшим героем могильный холм и «густыми его окружили лесами»{561}.

Эос, рыдая над могилой сына, объявила, что больше не будет всходить на небо и озарять его своим светом. Она грозилась навеки переселиться в подземное царство и предлагала, чтобы боги заставили мать Ахиллеса Фетиду светить вместо нее, ибо она не желает струить свет «на убийцу любимого сына». Эос действительно задержала наступление очередного утра, и Зевсу пришлось метнуть с неба свою молнию, чтобы призвать богиню Зари к порядку. Что же касается скорбящих эфиопов, Эос превратила их в птиц, чтобы они сражались между собой над могилой павшего царя,– «зрелищем тем утешается сердце божественной Эос»{562}.

Отметим, что «Хроника»