Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - Сергей Александрович Полозов

«2 марта. …Среди опустыненных холмов на телеграфном столбе сидит беркут; на соседнем столбе — балобан. Беркут взлетел, перелетел к соколу и опустился прямо сверху на его место, вынудив тем самым балобана слететь. Встряхнулся и уселся на столбе с видом не очень умного, но явно более сильного (беркут вдвое крупнее балобана по размаху крыльев).

Вытесненный со столба сокол сразу набрал высоту и спикировал на орла раз, потом другой. Орет истошно, атакует всерьез, заставил тяжеловесного беркута слететь и не отстает, преследует с воплями, вновь и вновь пикируя сверху.

Орел при каждой атаке переворачивается в полете на спину, заслоняясь лапами. Сделал круг, опять вернулся и сел на тот же столб, но сокол не отстает, продолжает пикировать снова и снова, злится, не отстает. Беркут опять слетел и уселся на землю под столбом, а балобан настырный попался, спуску не дает, продолжает пикировать. Орел пригибается, вскидывает крыльями, а балобан орет и орет, атакует и атакует. Кончилось тем, что беркут взлетел и поспешно полетел оттуда в метре над землей, сопровождаемый соколиными атаками. Все правильно: сам нарвался».

Охота балобана

Взяли они с собой ловчих птиц и покинули дворец.

(Хорасанская сказка)

«2 февраля. …Охотятся балобаны зимой в долине Сумбара на колониях песчанок. Иногда вижу в разных местах четырех соколов одновременно — соседствуют друг с другом вполне мирно вопреки традиционным представлениям о соколиной агрессивной территориальности. При этом, однако, гоняют с зимних охотничьих участков других хищников (например, орлов); так что поди еще разберись… Совершают обзорные полеты на большой высоте и довольно далеко от колоний грызунов.

Вот, полетав некоторое время в полукилометре от спокойно кормящихся зверьков, неосмотрительно удаляющихся от своих нор, самец балобана резко снижается до высоты метра-двух и стремительно летит, наращивая и наращивая скорость, как крылатая ракета, следуя рельефу холмов.

Появляясь бесшумной тенью из-за гребня холма, сокол с налета либо хватает песчанку (не успевшую даже пискнуть), раскрыв крылья и мгновенно погасив скорость, либо бьет жертву лапой, не замедляя движения, стремительно проносясь дальше по плавной дуге на разворот, чтобы вернуться и подобрать добычу.

Пораженная молниеносным ударом, жертва летит кувырком в воздухе несколько метров и падает на землю безжизненным трупиком с почти всеми переломанными костями — настолько силен удар. Вернувшийся сокол присаживается на жертву, сидит секунду, глядя по сторонам, потом взлетает, прижимая добычу к брюху, — лишь ее длинный хвост с кисточкой на конце свисает вниз.

Не успевает удачливый охотник отлететь от мгновенно опустевшего склона холма, как на него с требовательными криками налетает капризная самка. Обе птицы выделывают в воздухе необычные кульбиты, хлопая крыльями, после чего самка получает свой обед от добытчика-супруга и усаживается за трапезу на кромке высоченного лессового обрыва, посматривая с высоты на многие десятки километров вокруг (Есть песчанку начала с головы.)».

Прикол в Кизыл-Атреке

Падишах, прикусив от изумления палец, молчал…

(Хорасанская сказка)

«14 марта. …Ночевали у туркменов в Кизыл-Атреке. Я утром насильно спал изо всех сил, сколько мог, чтобы Степаныча с Бегенчем не разбудить; встал позже обычного, не торопясь чищу во дворе зубы, посматриваю на перспективу поселка.

Посреди плоской пустыни — обжитой квадрат километр на километр, впритык застроенный одноэтажными домами, над крышами которых ни одного деревца, только фонари, опоры и переплетение проводов — серая мрачность на земле, а над ней паутина проволоки — зона зоной.

Присмотришься внимательнее: люди ходят, машины изредка ездят, ишаки гуляют, верблюд стоит прямо на улице, задумчиво смотрит на телеграфный столб. Вроде и не зона. Но вроде и не воля — не сбежишь: вся жизнь здесь на привозной воде. Покупать приходится и питьевую и техническую. От крыши каждого дома в подземный бункер (гаудан) идет труба для сбора дождевой воды, которая здесь часто — лучшая по качеству. Да и вообще, терять воду от зимних дождей — недопустимая роскошь. Обо всем этом, смывая мыло с рук под умывальником с соском, уже не забываешь.

Вчера, добравшись до места, нашли директора станции субтропических культур; он вышел к Степанычу в зимней шапке, пиджаке, белой рубашке, всегдашних здешних полосатых пижамных штанах и в резиновых сапогах: зима, дожди, грязновато.

Степаныч остался дела обсуждать, а мы с Бегенчем покатили по поселку, заглянули в магазин. На прилавках пустовато: жрать нечего; в отделе книг на русском языке только запыленные материалы съезда в добротных бордовых переплетах и «Оленеводство» в невзрачной серой обложке. Я сначала аж сморгнул, не поверил глазам, все же, думаю, «Овцеводство», наверное; ан нет, не галлюцинация, все как есть. «Утверждено в качестве пособия для сельскохозяйственных техникумов». Ну и правильно: верблюд — хорошо, осел — хорошо, «а олени — лучше».

Вот как, видя такое, сдержать искренний восторг от сознания того, насколько же действительно велик, необъятен и могуч Советский Союз? И как непобедим наш единый дух советского народа? Ну кто еще с оленеводством в пустыне сдюжит?

Кстати, даже по поводу этого трогательного книжного идиотизма про необъятность без сарказма говорю. Все время это ощущаю. Мне силуэт страны на карте с его загогулиной Кольского полуострова, вырезом Каспийского моря, бантиком Памира, прорезью Байкала и подвесками Сахалина и Камчатки — каждый раз, как взгляну, — отрадой на сердце. И такое ощущение, что будь держава меньше — задохнулся бы. Как люди в Люксембурге живут? Или в Швейцарии? Или даже в Англии? Ведь плюнуть некуда. А у нас где хочешь выходи куда хочешь и плюй в любую сторону; везде раздолье…

Вон пустельга подлетела озабоченным утренним полетом — голодная, наверное; села на провод, а он не натянут, качается под ней, когда она, дергая нарядным хвостом, удерживает равновесие, — хороша все же птица.

В центре Атрека, напротив поссовета, есть парадный официальный газон — бетонная ванна два на шесть метров, двадцать сантиметров глубиной, в которую насыпана привезенная откуда-то темная почва, посажена травка, и все это поливается из водовоза.

На окраине, уже чуть в отдалении от жилых домов, — крупнейшая в стране плантация маслины на искусственном поливе. Вчера, когда выбирали там саженцы со Степанычем (ему в Кара-Калу для ВИРа надо), из кроны одного дерева выпугнул сразу семь ушастых сов: древесная растительность в таком дефиците, что все зимующие дендрофилы жмутся в эти садовые рощицы.