Китай в XX веке. От рисовых полей до атомной бомбы - Алекс Каплан

кто правительству в Нанкине, кто местным военачальникам. Положение усугублялось отсутствием бесперебойной и надежной связи в китайских войсках. Главным способом поддерживать контакт между соединениями являлся горн – обыкновенная медная труба, на которой играли либо сигнал к отступлению, либо к наступлению, либо еще какой боевой маневр. Только в штабах крупных воинских частей имелась современная радиосвязь, что само по себе являлось еще большей катастрофой, поскольку японская разведка имела отличную службу радиоперехвата и узнавала таким образом все, что творилось в китайских штабах. В первые же часы боя погиб заместитель командующего 29-й армией и командир 132-й дивизии, оказавшейся на самом острие вражеского наступления. Китайские войска несли серьезные потери, особенно от налетов авиации, бороться с которой у них не было возможностей. Нечего им было противопоставить и японской бронетехнике, идущей в авангарде наступающих. Началась массовая паника и бегство. Поздно вечером 28 июля командующий 29-й армией генерал Сун Чжэюань отправил в Нанкин телеграмму: бессилен что-либо сделать, а потому дальнейшее сопротивление бесполезно. В ночь с 28 на 29 июля его войска бежали из Пекина. На рассвете 29 июля японская армия силами одной пехотной дивизии при поддержке флота и авиации начала вторжение в Тяньцзинь – один из крупнейших китайских городов на побережье, расположенный всего в сотне километров от Пекина. Неожиданно сопротивление в Тяньцзине оказалось более упорным. Китайским войскам даже удалось добраться до японского военного аэродрома на окраине города и уничтожить его вместе с самолетами, но затем противнику прислали подкрепления – и под покровом ночи 30 июля китайской армии пришлось оставить город. Таким образом, всего за два дня японцам удалось захватить крупнейшую городскую агломерацию Китая, понеся при этом минимальные потери в личном составе и технике.

Боец китайской 29-й армии на баррикадах в Пекине еще до начала отступления, 1937 год

Проглотив очередной кусок китайской территории, японцы решили действовать по уже опробованной ранее политической схеме. События, имевшие место после столкновения на мосту Марко Поло, они назвали «Северокитайским инцидентом» и представили их мировому сообществу как очередную китайскую провокацию. В Токио знали, насколько сложной была тогда международная обстановка и как близко Япония подошла к черте, за которой могли последовать ответные действия Запада и СССР. Правящая элита – особенно политическая, а не военная – опасалась слишком растягивать свои дипломатические ряды, подставляя под удар слабо защищенный фланг. Таких флангов в 1937 году у Страны восходящего солнца насчитывалось по крайней мере три. На севере большую военную угрозу представлял СССР. Москва сконцентрировала на советском Дальнем Востоке мощную группировку войск, а также имела в регионе много союзников, которых активно поддерживала, – от Монгольской Народной Республики до самых разных партизанских армий, действующих в Маньчжурии и Китайском Туркестане. На юге Японии угрожали Великобритания и Франция – все еще самые могущественные колониальные империи в мире, имеющие к тому же сильный флот. В Сингапуре, например, располагалась крупная британская военно-морская база. Значительное количество британских колониальных войск было разбросанно по всей Юго-Восточной Азии и Индии. Париж, в свою очередь, владел Вьетнамом, Лаосом и Камбоджей – Французским Индокитаем, как тогда назывались эти территории. Здесь также имелись флот и армия, которыми Франция – особенно в союзе с Англией – могла угрожать агрессивным соседям. Не менее серьезной была угроза и со стороны США, которые де-факто владели Филиппинами с расположенными на островах американскими базами. Но главное, Вашингтон считал Тихий океан исключительно своей зоной влияния и в подтверждение своих претензий держал мощный военно-морской флот, дислоцированный в гавани Пёрл-Харбор на гавайском острове Оаху, что всего в нескольких днях пути от дальневосточного театра боевых действий. Японцам стоило принимать в расчет и Голландию, владевшую самой большой колонией в Юго-Восточной Азии – Голландской Ост-Индией (современной Индонезией), а также Австралию. Все вышеупомянутые страны одинаково настороженно относились к действиям Японии в Китае, справедливо полагая, что могут стать следующей жертвой ненасытного агрессора, если того вовремя не остановить. Ирония заключалась в том, что впоследствии их страхи оправдались, разве что за исключением СССР – его японские милитаристы ненавидели больше всех, но по удивительному стечению исторических обстоятельств так и не атаковали. Летом 1937 года Токио следовало учитывать многие геополитические реалии и риски, ведь ради обуздания японских колониальных амбиций международное сообщество или отдельные его участники могли оказать Китаю настолько значительную военную помощь, что это привело бы Японию к катастрофе. На тот момент у них имелись все возможности: военные, экономические, географические и транспортные, – ведь в Азии они являлись соседями. Исходя из всего вышеперечисленного, Токио в конце июля 1937 года предпочел взять паузу в развитии боевых действий в Китае и с помощью пропаганды усыпить бдительность своих потенциальных врагов, а заодно и переварить очередные территориальные приобретения. На японо-китайском фронте воцарилось затишье. Двигаясь поступательно, Япония за шесть лет – с момента первого Мукденского инцидента и до лета 1937 года – смогла покорить весь Северный Китай, не понеся при этом практически никаких военных или внешнеполитических потерь. Экономика страны благодаря китайским приобретениям находилась на большом подъеме, а население было охвачено патриотическим восторгом. Большая война и жесткие экономические санкции со стороны Запада могли в значительной степени подорвать авторитет японского правительства как внутри страны, так и в мире.

Японские солдаты кричат «Банзай!» в Пекине, 1937 год

Однако плавное развитие успешной военно-политической стратегии Токио в августе 1937 года грубо поломал генералиссимус Чан Кайши. Дилемма, с которой ему пришлось столкнуться, была еще сложнее той, что стояла перед японским правительством. Уже десять лет он вел непримиримую, но абсолютно безуспешную войну с коммунистами, в то время как японские захватчики на глазах у всего китайского народа откусывали от родины один кусок за другим. Терпению людей пришел конец – и общество буквально взорвалось, требуя остановить бессмысленную гражданскую войну и бросить все силы на борьбу с иностранными захватчиками. Дело дошло до того, что в декабре 1936 года группа высокопоставленных военных арестовала Чан Кайши, прибывшего с визитом в город Сиань с намерением организовать очередное, уже шестое по счету, наступление на коммунистов. Они потребовали от генералиссимуса прекратить гражданскую войну, создать Единый фронт с коммунистами, заключить военный союз с СССР – и в конце концов дать вооруженный отпор японским милитаристам. Политический хаос в Сиане продлился две недели, после чего Чан Кайши освободили с условием, что он изменит свои планы. Генералиссимус вернулся в Нанкин и нехотя принялся менять политику в отношении коммунистов и японцев. Все китайское общество немедленно