Хорт – сын викинга - Виталий Гладкий

Драккар бойко подминал невысокую волну, оставляя позади белопенную струю. Было достаточно светло, и Морав-Хорт не боялся, что корабль может сесть на мель или разбиться о камни. Держались вблизи берега. Нужно было уйти как можно дальше от городища, а затем найти тихую бухту, чтобы немного отдохнуть и отправиться дальше. Погони Морав не опасался; вряд ли кто-нибудь в здравом уме решится преследовать скипрейд, которым предводительствует волкодлак. Он не сомневался, что Гардару уже донесли о побеге и тот сейчас ярится, как дикий зверь. Но что-либо исправить ему уже не по силам.

Скипрейд отправился в плавание в полном составе. Никто не отказался, хотя все имели на это право. Морав не без умысла набирал в дружину молодых и неженатых воев – чтобы семья не тянула их домой. Трудно оставить жену и детей. Тем более когда надежда вернуться домой совсем призрачна. Все понимали, что их побег не останется без последствий. И пошли на него только тогда, когда Морав поклялся всеми богами русов, что берет эту вину на себя.

Со стирэсмана и спрос, успокаивали себя дружинники и мангеры, но все равно на душе у каждого кошки скребли. Ведь то, что они совершили, в племени никогда прежде не случалось. Все пребывали в смутном ожидании грядущей кары, но когда драккар вышел в море, свежий ветер быстро унес плохие мысли, и в скипрейде воцарилось воодушевление.

Они идут в боевой поход! Что может быть желаннее для руса? Тем более на таком славном корабле и под командованием непобедимого стирэсмана-волкодлака…

Удобную бухту нашли сразу после полуночи. Защищенная холмами, которые заросли густым кустарником, она подходила для того ритуала, который задумал Морав-Хорт, как нельзя лучше. Перед тем как улечься спать, разожгли костер – он должен был служить жертвенником, – а затем все дружинники воткнули вокруг него свои мечи. (Уж чего-чего, а разнообразного трофейного оружия в арсенале Морава хватало, поэтому даже самые неимущие из скипрейда были вооружены как настоящие витязи.)

Костер и мечи были походным святилищем Перуна. Так поступали все русы, находившиеся на чужбине. Морав потребовал от скипрейда, чтобы вои принесли ему клятву верности на щите и мече. Скрепленная именем бога Перуна, она считалась незыблемой. Тот, кто осмелится ее нарушить, может скрыться от людей, но от богов – никогда. Кара за клятвопреступление была страшной. При этом о вире даже речи не шло. Клятвопреступник умирал долго и тяжело, и в загробной жизни его место было в Хельхейме, во владениях Хель, повелительницы мира мертвых, притом на самом низком уровне.

Все поклялись с огромным воодушевлением. Скрепив клятву чашей с сурицей, пустив ее по кругу, вои улеглись спать – за исключением стражи. Не спал и Морав-Хорт, которого одолевали тревожные мысли. Чтобы подбодрить себя, он пожевал кусочек ветиллы. У него был еще и хаш, но Морав оставил его до худших времен. Он хотел отдать весь свой запас зелья Рогволду, но старик отказался наотрез.

«Все это чужеземное, – сказал волхв. – Мне это зелье не поможет. К тому же вреда от него больше, чем пользы; я это уже понял. Если, конечно, пользоваться им долгое время. Но воину зелье может помочь, если с ним приключится беда. А что касается меня… на все воля богов. Если они надумали кого-то призвать к себе, то ему не поможет и живая вода…» На том они и расстались.

Волны тихо плескались о борт драккара, крылатый змей сонно кивал своей позолоченной головой, словно соглашаясь с мыслями Морава, которые улетели далеко за горизонт и были они далеко не светлыми.