Смертельная миссия в Хайларе - Галина Алексеевна Беломестнова

– Здравия желаю, бойцы. Вы, как всегда, недалеко от кухни, – сказал Семен, весело кивнув на котелки с кашей.

Он крепко пожал руку Комогорцеву и обнял подскочивших к нему девушек. Все радостно засуетились, усаживаясь вокруг расстеленной Тоней плащ-палатки. Кто-то резал хлеб, кто-то делил по котелкам кашу. Егор разлил по кружкам водку и, подняв свою, произнес:

– За встречу и за то, что все живы!

Когда котелки опустели, а в кружки налили чай, Мамаев спросил:

– Ну, рассказывайте, как вы тут? Смотрю, никуда не торопитесь.

– Был приказ оставаться на месте, ждать вас, – ответила лейтенант Котова.

Глава 19

Староцурухайтуй

Притихшая толпа возле сельсовета слушала доносившееся из громкоговорителя заявление Советского правительства правительству Японии:

«После разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной великой державой, которая все еще стоит за продолжение войны. Требование трех держав – Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Китая – от 26 июля сего года о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил было отклонено Японией. Тем самым предложение японского правительства Советскому Союзу о посредничестве в войне на Дальнем Востоке теряет всякую почву. Учитывая отказ Японии капитулировать, союзники обратились к Советскому правительству с предложением включиться в войну против японской агрессии и тем сократить сроки окончания войны, сократить количество жертв и содействовать скорейшему восстановлению всеобщего мира. Верное своему союзническому долгу, Советское правительство приняло предложение союзников и присоединилось к Заявлению союзных держав от 26 июля сего года. Советское правительство считает, что такая его политика является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции. Ввиду изложенного Советское правительство заявляет, что с завтрашнего дня, то есть с 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией».

Женщины тихо перешептывались, старушки крестились.

– Ну вот, граждане, и до нас очередь дошла, – сказал председатель сельсовета Староцурухайтуя, когда голос Левитана стих. – Что примолкли, бабы?

– Так опять война, Трифонович! Чего радоваться? – горестно вздохнула одна из женщин.

– Это другая война, Евдокия. Освободительная.

– Да как ее ни назови, все равно война, – отмахнулась та.

– Ничего ты не понимаешь, глупая! Никогда самураи не успокоятся, пока мы их из Маньчжурии не прогоним. Товарищ Сталин не зря распорядился нагнать сюда такую силищу, чтобы врага на его земле бить. Наконец-то мирной станет наша граница и китайцам поможем ярмо скинуть, – сердито одернул ее старый казак и, махнув рукой, направился к себе в контору.

* * *

К позднему вечеру десятого августа Староцурухайтуй походил на разворошенный муравейник. Взбудораженные стремительным наступлением войска жили своей жизнью. Армейские тылы армии смешались с тылами стрелковых корпусов. Окраины и узкие улочки села были забиты машинами, хозяйственными повозками, полевыми кухнями. В сельском клубе, где размещался штаб 36-й армии, стоял гул от голосов операторов, стрекотали телефоны, связисты наперебой вызывали то командира 86-го стрелкового корпуса Ревуненкова, то 205-ю танковую бригаду Курносова, то командира 298-й стрелковой дивизии полковника Гузенко. В душном, нагретом воздухе вслух повторялись телефонограммы из дивизий и корпусов о потерях, о взятых в плен японцах, просьбы о пополнении бензином, водой, боеприпасами. Тусклый свет электрических ламп высвечивал склонившиеся над картой, посеревшие от бессонницы лица офицеров-операторов. Войска армии продолжали наступление, но обстановка вокруг Хайларского укрепрайона была напряженной.

– Товарищ Первый, за день боев захвачено: бронепоезд, склад горючего, склад продовольствия, склад боеприпасов, девяносто человек взято в плен, в числе их японский консул и генерал, убито четыреста пятьдесят солдат и офицеров противника, – докладывал командарм Малиновскому.

– Что у вас с железнодорожными путями? На станции Маньчжурия уже надо начинать перепрошивку железнодорожного пути на союзную колею. – Лучинский чувствовал раздражение в голосе командующего фронтом.

– На участке Цаган – Хайлар шпалоразрушителем разрушено пятнадцать километров пути, подвижной состав угнан на восток, связь порвана. Силами восстановительного батальона проводится восстановление разрушенного японцами моста через реку Мутная Протока, – доложил командарм.

– Главная ваша задача – занять и держать перевалы через Хинган! Приказываю вам нарастить темп наступления. – Услышав резкие гудки отбоя ВЧ связи, Лучинский положил трубку на аппарат и приказал радисту: – Дайте мне связь с Лопатиным.

Старшина-радист склонился над рацией, вызывая 2-й стрелковый корпус: «Ворон», «Ворон»! Я «Сапсан», я «Сапсан»! Ответь!

Лучинский, заложив руки за спину, размеренно ходил из угла в угол по скрипучему полу в ожидании связи. В оперативном отделе даже стрекот телефонов притих из-за присутствия высокого начальства.

– Вас, товарищ командующий, – сказал радист, подавая трубку.

– Докладывайте обстановку, Антон Иванович, – сказал Лучинский, представляя по ту сторону провода грузного Лопатина, постоянно вытиравшего наголо бритую голову скомканным платком.

Заглушая треск в проводах, генерал-лейтенант доложил хриплым голосом:

– Наши подвижные войска миновали городок Якеши у подножья Большого Хингана и пошли на хребет. Дорога в этом месте идет через лес, вдоль линии железной дороги. Железнодорожный путь петляет из туннеля в туннель, дважды опоясывает гору и поднимается до станции Петля. У туннелей мы наткнулись на яростное сопротивление японцев. Ожесточенный бой идет уже несколько часов! – Лучинский слушал подробный доклад Лопатина не перебивая. Когда тот замолчал, твердо произнес:

– Стацию Петля и перевал нужно захватить в ближайшие часы.

– Товарищ Первый, мы подоспели вовремя. Японцы уже заминировали двухкилометровый туннель и пытались его взорвать. Саперы старшего лейтенанта Ерменова спасли его. Они извлекли из туннеля около двух тысяч мин и тонны взрывчатки[95].

– Вы понимаете значимость этого пути, Антон Иванович. Сохраните туннели любой ценой. Слышите, любой ценой! Иначе наступление армии будет сорвано.

– Не допустим! – раздалось в ответ, и связь прервалась. – Связь с Лопатиным немедленно восстановить! – приказал Лучинский начальнику оперативного отдела штаба армии.

– Есть, товарищ командующий, восстановим! Видно, взрывом провод повредило. Из только что полученных устных донесений, наша пехота продвинулась на отдельных направлениях до пятидесяти километров, а подвижные соединения – до ста двадцати километров и вышли на западные скаты Большого Хингана. На южной окраине Хайлара сопротивление продолжают оказывать до двух пехотных батальонов противника, – вытянувшись перед ним в струнку, начал доклад Комейко.

– Знаю, подполковник, – прервал Лучинский, раздраженный запоздалым сообщением оперативного отдела, и пошел в актовый зал клуба.

Поздоровавшись с офицерами, собравшимися на военный совет, он прошел во главу стола, на котором лежала большая оперативная карта с нарисованными стрелами наступлений.

За столом по правую руку от него сидел член военного совета Шманенко, наклонившись