Китай в XX веке. От рисовых полей до атомной бомбы - Алекс Каплан

что вывело японское командование из себя. Авиация получила приказ уничтожить флаг, но ввиду непосредственной близости к Международному сеттльменту задача оказалась трудновыполнимой. Посылать бомбардировщик было опасно – мог и промахнуться, а разведывательный биплан так и не сумел с низкой высоты уничтожить импровизированный флагшток пулеметным огнем и вскоре сам пал жертвой ответного пулеметного огня с крыши склада, после чего рухнул, объятый пламенем. Сцена эта вызвала бурю патриотического восторга у людей, собравшихся на набережной. Склад Сыхан с гордо реющим над ним флагом Китайской республики продержался до 1 ноября – и сотни зарубежных журналистов писали о нем полные трагизма и символизма статьи в различные газеты по всему миру. Несмотря на отступление китайской армии, горстка смельчаков продолжала вести борьбу с захватчиками. Для японского командования дело принимало нежелательный оборот – уже не батальонного значения. В военном плане не могли ничего предпринять, так как здание оказалось поистине неприступным, сколько бы сил ни бросали в атаку. Требовалась взрывная мощь абсолютно другого масштаба, использовать которую не было возможности. Подумывали и об использовании отравляющего газа – иприта, которым в ходе боев за Шанхай японцы перетравили добрую половину китайской части населения, что, впрочем, особо никого не волновало. Однако применение газов было запрещено Международной конвенцией, а потому использовать их на виду у иностранных граждан и многочисленных журналистов было крайне рискованно. Решение этого непростого вопроса неожиданно нашлось в лице властей Международного сеттльмента. С самого начала героического противостояния китайских военных они не меньше японского командования опасались различных «инцидентов». Случайное попадание снаряда или бомбы было лишь делом времени, полагали чиновники. За последствия же кого-то строго призвали бы к ответу. Исходя из этих соображений, власти Международного сеттльмента предложили японцам договориться с китайским гарнизоном о прекращении огня. Командир засевшего на складе батальона категорически отказался прекратить сопротивление, но чиновники обратились лично к Чан Кайши, который отдал приказ о прекращении огня. Первого ноября батальон отошел через мост на территорию Международного сеттльмента, где китайских солдат интернировали.

Бойцы китайской 88-й дивизии позируют с флагом республики после освобождения из японского плена, куда они попали после приказа Чан Кайши сложить оружие

Двадцатилетняя студентка Янь Хуэйминь, передавшая флаг защитникам склада Сыхан, 1937 год

После спешного отхода из центра города Чан Кайши попытался организовать оборону в окрестностях Шанхая, но сделать это ему не удалось. В первых числах ноября японские войска высадили крупный десант к югу от города. Китайский штаб знал о нависшей угрозе с юга изначально, но в самый разгар боев генералиссимус снял с южного фланга часть войск и бросил их в топку сражения за неимением других резервов. Японское командование не преминуло воспользоваться ситуацией и приказало немедля высадить десант для удара по южному флангу противника. Над всем Шанхайским фронтом нависла угроза полного окружения. Именно тогда изможденная и сильно потрепанная китайская армия развалилась буквально за несколько дней – в частях началась массовая паника и дезертирство. Ситуация усугублялась тем, что все дороги оказались забиты толпами беженцев, а японская авиация бесчинствовала в воздухе. У китайской же стороны не осталось в строю самолетов, способных прикрывать отступающие войска. Чан Кайши, лично прибывший на фронт в конце октября для поднятия боевого духа своей армии, полностью утратил контроль над войсками. С большинством подразделений связь отсутствовала, штабы крупных воинских соединений не могли установить контакт со своими частями, хаотично двигавшимися на запад, не зная реального положения дел. Это была катастрофа.

Чан Кайши лично прибыл на Шанхайский фронт для поднятия боевого духа своей армии, 1937 год

Путь на столицу Китая – город Нанкин – оказался открыт. Врагу оставалось пройти всего 300 километров. Уверенно начатая Шанхайская наступательная операция завершилась крупным поражением, последствия которого будут преследовать китайскую армию еще больше года.

Однако не только у Нанкинского правительства осенью 37-го года рушились планы. Обещание покончить с Китаем за три месяца, данное японским командованием императору, оказалось пустым звуком. Мало того что врага не смогли разгромить в обещанные сроки, так еще понесли огромные потери. Почти 60 тысяч солдат и офицеров Императорской армии были убиты, а примерно 40 тысяч получили ранения – пятая часть всех сухопутных сил страны. До этого момента столь крупные потери Япония понесла лишь однажды – в ходе Русско-японской войны 1905 года. Милитаристы в Токио жестоко просчитались в своих оценках китайского народа и его вооруженных сил, поскольку руководствовались исключительно расовыми предрассудками наихудшего свойства. Шесть лет победы на китайской земле легко давались Императорской армии, а потому сыграли с японским командованием злую стратегическую шутку. Посчитав себя непобедимыми и всемогущими, милитаристы втянули страну в войну, выиграть которую были не в состоянии. Император еще не раз припомнит им обещанные три месяца на полный разгром Китая. Однако если военные совершили ошибку, недооценив противника, то дипломаты и правительство рассчитали все правильно в отношении реакции Запада на события в Китае. Когда генералиссимус Чан Кайши планировал Шанхайскую наступательную операцию, то чуть ли не главной его целью стало вовлечение западных государств в конфликт с Японией. Для него казалось очевидным, что оккупация всего Китая грозит неминуемыми бедами колониям западных стран по всей Азии. Однако сказалось непонимание Чан Кайши внутренней обстановки в ведущих странах Запада: США, Великобритании и Франции. Вашингтон был абсолютно парализован на внешнеполитической арене положением социально-экономических дел внутри страны. Президенту Рузвельту с большим трудом удалось избежать сильнейших за всю историю страны социальных потрясений, вызванных началом и последующим углублением Великой депрессии. В те годы ни конгресс, ни президент Рузвельт не желали обострения внутренней ситуации, в то время как любое вмешательство – военное или дипломатическое – в дела другого государства могло взорвать американское общество, жаждавшее стабильности. Политика изоляционизма стала непоколебимым внешнеполитическим курсом Вашингтона надолго, и редкий государственный деятель решался заводить разговор об участии в войне, тем более так далеко от родных берегов. Лучшим тому доказательством может служить один из главных предвыборных лозунгов Франклина Делано Рузвельта на президентских выборах 1940 года, который гласил: «Я обещаю, что ваши дети не будут нигде воевать». При этом осенью 1940 года уже полыхала Европа и война буквально стучала в американскую дверь, а сам президент Рузвельт являлся в действительности ярым противником политики изоляционизма. Положение Франции казалось еще более удручающим, хотя в межвоенные годы именно Париж отвечал за поддержание мира и стабильности на планете. В то время Францию называли «жандармом Европы», поскольку она