Умберто Нобиле и «Италия» на Северном полюсе. Политика и история по неопубликованным документам 1928–1978 гг - Клаудио Сиколо

class="p1">Сообщение Гранди, отправленное им Черрути и потом Уншлихту, ставило точку в переговорах между итальянцами и русскими, начатых после спасения «группы Вильери» 12 июля 1928 года. Заместитель министра еще раз упомянул о желании итальянского правительства продолжить поиск пропавших без вести, несмотря на пессимистические соображения спасенных участников. Так закончился длительный период двусмысленностей и неясностей между властями Рима и Москвы, несанкционированным общением между Нобиле и Самойловичем, а также параллельными переговорами Торнберга с Нобиле и Орасом, заявлениями Цаппи, Бегоунека и других спасенных членов экспедиции. Все это происходило в атмосфере усиливающихся опасений и разгорающихся споров со стороны мировой общественности, особенно в Европе, жители которой узнавали о событиях непосредственно из печати.

В то время, пока «Красин» был занят ремонтом пробоин корабля «Монте Сервантес» на мысе Ли-Смита, русские перешли к финансовой стороне гарантий, которые сначала, перед отходом «Красина» из Ленинграда 15 июня, обеспечивались итальянцами, а позже 26 июля в Риме были конкретизированы договором между Сирианни и Силиным. Но здесь была одна новость. Русским было недостаточно оплаты угля, продовольствия и ремонта корабля. Они претендовали, как они планировали еще до отхода «Красина»[774], на огромную сумму равную 1 миллиону лир в валюте для выплаты 140 человекам, находящимся на борту «Красина», среди которых был и Самойлович. Эта просьба, которая была исполнена в точности (как будет подтверждено документами), полностью представляла экспедицию «Красина» в новом свете, то есть начиная с того момента, как он отправился из Ленинграда, до возвращения: как будто бы русские действовали с корыстным великодушием, что уже тогда вызвало комментарии в печати.

Теперь посмотрим, каковы были условия, которые поставил Народный комиссариат иностранных дел под руководством Георгия Чичерина перед Муссолини 31 июля 1928 года, чтобы поиск дирижабля и его экипажа продолжился. И также чтобы «Красин» смог вернуться домой.

«Комиссар иностранных дел в Москве, – пишет Черрути, – сообщает пожелания Комитета помощи Нобиле:

1. „Красин“ будет отремонтирован в Ставангере;

2. Желательно загрузить в Бергене 2500–3000 тонн угля „Кардиф“;

3. В том же Бергене желательно получить следующее продовольствие: (в килограммах) 1800 картофеля, 150 лука, 1700 мяса, 1500 сырой рыбы, 80 цикория, 1000 капусты, 30 дрожжей, 40 печенья, 25 шоколада, 20 какао, консервированных фруктов 900, консервов 900, сгущенного молока 1000, 75 литров (!) красного вина;

4. Относительно погрузки двух итальянских гидросамолетов, Комитет выражает искреннее сожаление из-за невозможности погрузки, ввиду абсолютно недостаточного места на палубе „Красина“ по причине загруженного угля и наличия большого самолета помимо гидросамолета. Сам Комитет был вынужден отказаться от погрузки второго самолета. Тем не менее, он будет признателен, если „Читта ди Милано“ окажется на Шпицбергене с самолетами для совместных работ и обеспечит поддержку „Красину“, летчикам и самому кораблю, как только возникнет такая необходимость.

5. Комитет будет признателен за пересылку 50 000 (именно 50 000) американских долларов полномочному представителю Советской Республики в Осло как частичной выплаты зарплаты экипажу „Красина“, состоящему из 140 человек. Он очень хотел бы получить подтверждение прежде, чем „Красин“ придет в Ставангер.

Я сообщил количество угля, продовольствия и все требования Королевскому министру в Осло[775]».

Все прошло, как хотел Советский Союз. Министр Карло Сенни из Осло обеспечил «Красину» частичную погрузку угля в Тромсё[776], ремонт в Ставангере и полную дозагрузку угля в Бергене.

Очень оперативно большевистская газета «Красный Север» сообщила своим читателям, что ремонт в Ставангере стоил 60 000 крон (примерно 30 000 рублей), но не написала, что деньги были уплачены итальянской дипломатической миссией в Осло[777]. Ко всему прочему, усердная газета поведала, что 14 августа Самойлович отправился из Ставангера в Осло, где по телефону получил благодарности от матери Мальмгрена и где 16 августа ему устроили торжественный прием, в котором участвовали 80 представителей различных учреждений науки и культуры, организованный в его честь полномочным советским министром, прекрасной Александрой Михайловной Коллонтай[778]. Но и на этот раз в газете не написали, что в эти дни Самойлович лично получил согласованные 50 000 долларов, что равно примерно 1 миллиону лир, из кассы несчастной итальянской экспедиции.

11 августа Сенни сообщил в свое министерство в Риме:

«Сегодня, – сообщает Сенни Муссолини, – я перевел тратту на десять дней через Министерство в 961 063 10 итальянских лир, что равно 50 тысяч долларов проф. Самойловичу»[779].

Еще Сенни сообщил в свое министерство, что 14 августа Самойлович лично приехал в его офис в Осло, чтобы попросить больше продовольствия, чем было в списке, полученном из Москвы:

«Профессор Самойлович, который пришел ко мне сегодня, сказал, что список продовольствия для „Красина“, присланный его комитетом в королевское посольство в Москве, не соответствует по качеству и количеству тому, что необходимо кораблю. Он составил другой запрос на продовольствие, гораздо больший»[780].

И это последнее требование Самойловича было удовлетворено. 15 августа глава Кабинета министров морского флота Владимиро Пини дал разрешение Министерству иностранных дел положительно ответить Карло Сенни[781].

Отказ советского «Красина» сотрудничать с итальянцами во время последних операций по поиску дирижабля.

Другим интересным аспектом советского меморандума 31 июля был отказ в поддержке итальянских самолетов. 9 августа, вернувшись в Кингсбей из Нарвика с двумя итальянскими «М18», Романья не смог разместить их и дирижабль «Дракен» на «Красине»[782].

13 августа Романья написал Сирианни, что недостаток места на борту не единственная проблема: еще были «моральные» трудности в установлении сотрудничества между итальянскими летчиками и «Красиным».

«Как я уже сообщал, – пишет Романья, – не могу сказать, что на палубе нет места; кроме того, на борту этого судна невозможно пребывание наших военных, особенно летчиков, положение которых весьма тяжело с моральной стороны ввиду атмосферы, царящей на русском ледоколе тчк»[783].

Сложности в общении с итальянскими летчиками были и у русских. В самом деле, Романья сообщил Сирианни, что хотя Чухновский и закончил ремонт своего самолета в Кингсбее уже 9 августа, он решил ждать «Красин», чтобы продолжить поиски, что на самом деле случилось только 11 сентября, месяц спустя. Еще нам кажется интересной такая деталь: Чухновский объяснил свой отказ немедленно вылететь на поиски «группы Алессандрини», потому что считал, что поиски надо вести совместно с малыми итальянскими самолетами «М18», поскольку его самолет слишком велик для самостоятельных полетов. Он также поставил условие, чтобы такие самолеты стояли на «Красине», а не на «Браганце», куда их поместили[784]. Желание Чухновского проводить