Ошибка разбойника - Диана Шмелева

Проглотив несколько ругательств, кабальеро посмел уклониться от прямого ответа:

— Прошу прощения, ваша светлость, помолвка ещё не состоялась.

— Ладно, это меня не касается, — герцог махнул рукой. — Я доверяю вашей осмотрительности в вопросе женитьбы.

Выдохнув, будущий королевский ревизор перешёл к делу:

— Надеюсь, колдовство отвлекло инквизицию от ремонта.

— Пока тихо. Зато сам инквизитор привлёк наших дам так, что у мужей и отцов кругом идёт голова, торговцы тканями сбились с ног, портные не разгибают спины, а ювелиры ставят свечки за здравие святого суда и заодно семьи де Суэда!

— Но… — забыв о приличиях, кабальеро выпучил глаза. — Это же непристойно!

— Поживите с моё, голубчик, и не такое увидите, — вздохнул его светлость. — Сначала одна обронила «Как он красив!», затем другая «Восхитительный фехтовальщик!», вроде бы ни о чём, но потом всплыло, что в бытность дона Себастьяна на военной службе не он бегал за женщинами, а дамы за ним. Любовниц менял как перчатки, не утруждаясь ухаживаниями, единственное — не трогал ни жён, ни дочерей тех, с кем был в дружбе. То ли женщины ему надоели, то ли военная служба в мирное время, но с тех пор, как дон Себастьян поступил на службу святому суду, ведёт себя по-монашески. А сегильские курицы спорят между собой, кому удастся добиться его внимания.

— Это теперь так называется… — хмыкнул дон Стефано, найдя историю очень забавной.

— Свести бы его с какой-нибудь женщиной, сбавил бы пыл в своих ненужных расследованиях. Ещё лучше — женить и отправить обратно на военную службу.

— Думаете, удастся отвратить кабальеро от духовной карьеры?

— Кто знает… великий инквизитор и мой старинный друг дон Рикардо уговаривать умеет, но и подшучивать над людьми — тоже. Мне написал: если дон Себастьян не найдёт в моих делах злоупотреблений, то это станет лучшим свидетельством моей честности на посту губернатора. Зараза!

Сделав вывод, что его светлость крайне обижен на своего грозного для всей Эспании друга, дон Стефано продолжил беседу:

— Я слышал и наблюдал поклонение первой красавице, но первому красавцу — впервые.

— Избалованы наши женщины, вот и маются дурью, — хмыкнул герцог. — Да пусть их. Больше развлекаются, меньше всерьёз изменяют.

— Вы так думаете?

— Ну да. У меня меньше доверия тихоням и серым мышкам, чем красавицам, купающимся в преклонении и упоённым созерцанием своего совершенства.

Гость почтительно кивал, про себя вспоминая выкрутасы прекрасной жены герцога в постели, и продолжал слушать воспоминания.

— Я всякое видел, а во время войны вверх дном оказалось даже поклонение дамам. Обычно ведь как — первой красавицей прослывает девица, конечно, хорошенькая, но чтоб из ряда вон — как придётся. Кабальеро куда благоразумнее дам, даже в этой дури вселенской расчётов не забывают. Деньги, титул и должность отца или супруга — главные черты первой красавицы, а не блеск глаз и безупречность носа или осанки. Для незамужней — понятно, надеются на выгодный брак. Женихи поплоше стараются кто внешностью, кто болтовнёй выставить свою персону перед одуревшей девчонкой в выгодном свете и оттеснить солидных кандидатов.

— А для замужней?

— Через пару дней после очередного мадригала в честь моей герцогини я получаю прошение о назначении на должность, пенсии, просьбу о поддержке в суде… — ухмыльнулся старый вельможа. — Впрочем, влюблённые болваны тоже встречаются — моя донья Мария и вправду красавица.

В представлении его светлости, супруга была неплохим приобретением в его коллекцию, хотя и не столь ценным, как знаменитая солонка Селлини. Впрочем, разочарование дона Армандо оказалось значительней: с главной задачей — родить наследника — герцогиня за три года не справилась.

— Что же было вверх дном? — дон Стефано переспрашивал не только из вежливости, его всегда живо интересовали нравы родного города.

— Представляете, первой красавицей объявили простолюдинку, ладно бы хоть богачку!

— Должно быть, что-то выдающееся? — подался вперед гость.

— Бросьте, красота — дело вкуса, все сами по себе никогда не выберут одну и ту же, даже если это моя герцогиня, а вот один за одним…

— Кто же стал первым? Ваша светлость, не вы ли?

— Вот ещё! Я и юнцом был не настолько болван, а в те годы — уже не юнец. Какой-то прощелыга стишки посвятил дочке травницы, она ещё и за ранеными ухаживала, там пошло-поехало. Раненым, знаете, любое смазливое личико видится ангелом. Девчонка оказалась трусихой, прятаться стала, на улицу без вуали не выходила — тут кабальеро совсем распалились, придумывали кто во что горазд как поближе её рассмотреть.

— И это во время войны?

— Было затишье незадолго перед последними битвами с франками. В Сегилью в отпуска приезжали те, кто родом из нашей провинции. Командующий двух зайцев бил — и отдохнуть позволял, и укрепил гарнизон на случай нападения мовров, но те уже выдохлись. Вот офицеры и развлекались, особенно выздоравливающие.

— Забавно. Вы эту девицу хорошо рассмотрели?

— А как же! Ещё до этих дурацких стишков заходил в госпиталь и заметил. Ничего, кстати, особенного.

— Но заметили?

— Ну… всё-таки травница, их многих знали в лицо, — дон Армандо засмеялся. — Забавно. Я о ней давно позабыл, а вот заговорили — и вижу как наяву. У девушки было очень живое лицо, выражение поменялось несколько раз за то время, что я смотрел на неё. И профиль недурен, хотя лоб низковат.

— Долго смотрели?

— Ехидничаете, голубчик? Ладно, я не сержусь.

— Чем же закончилась история первой красавицы военных лет?

— Ничем.

— На должность назначили даму или девицу по прежним благоразумным обычаям? — позволил себе пошутить дон Стефано.

— Само собой, когда эта уехала.

— Просто так взяла и уехала? — кабальеро скабрезно улыбнулся.

— Замуж вышла за кого-то не из Сегильи. Ей пророчили брак с кем-нибудь из потерявших голову аристократов, дамы — позор или монастырь, а лучше и то и другое. Но скромница всех удивила — нашла себе обыкновенного мужа, хотя офицера. Из тех, что одно название — дворянин. Я не знал его, значит, он не был богат или знатен.

— О нём, наверное, говорили по поводу свадьбы.

— Наверное, — безразличным тоном ответил герцог. — Что-то вроде: у него за душой только храбрость и острый язык. А может, это и не о нём. Какая разница, кто попался в ловушку? Если понадобилось одному, то ломятся все. Люди — то ещё стадо.

— Не все умеют пользоваться удачей.

— И не говорите, голубчик. Да хоть та девица, будь поумнее и посмелее, могла с толком использовать свою случайную славу. Её муж тоже глупец, в те годы офицер даже из голодранцев мог жениться повыгоднее.

— С вашего позволения, дон Армандо, вернёмся к насущным заботам человечьего стада.

— Не отрастите себе слишком длинный язык, голубчик, —