Изабелла Баварская - Александр Дюма

С того момента, как ареной всего происходящего стала улица Сент-Антуан, ни одна мелочь не ускользнула от взоров Танги и дофина. Особенно взволновало это событие дофина, он еще не привык к подобным зрелищам и весь дрожал, а изо рта вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Когда же Арманьяк упал, а Каплюш занес шпагу над его головой, дофин выхватил стрелу из колчана и быстро приладил ее к тетиве. Лук согнулся, как гибкая лоза, правую руку юноша приподнял, отвел к плечу и натягивал тетиву, а левая, державшая лук, была чуть опущена. Трудно было сказать, что раньше достигнет своей цели: шпага Каплюша или стрела дофина, хотя разница в расстоянии была значительная. Но тут Танги поспешно выхватил у дофина стрелу, и королевский стрелок переломил ее пополам.

– Что ты делаешь, Танги? Что такое? – сказал дофин и топнул ногой. – Разве ты не видишь, что эти люди собираются убить одного из наших? Бургундец убьет Арманьяка.

– Пусть умрут все Арманьяки, монсеньер, но ваша стрела не должна обагриться кровью этого человека.

– Но, Танги, Танги! О, взгляните!..

Тогда Танги вновь бросил взгляд на улицу Сент-Антуан: голова Арманьяка валялась в десяти шагах от его тела, и мэтр Каплюш, в то время как с его шпаги капала кровь, спокойно насвистывал мотив известной песенки:

Герцог Бургундский,

Да ниспошлет тебе бог

Одну только радость.

– Взгляни же, Танги, взгляни, – плача от ярости, говорил дофин, – если б не… если б не ты!.. Взгляни же…

– Да, да, я вижу, – отвечал Танги, – но, повторяю, этот человек не должен был умереть от вашей руки.

– Богом заклинаю, кто этот человек?

– Этот человек, монсеньер, – мэтр Каплюш, палач города Парижа.

Дофин низко опустил голову, руки его бессильно повисли.

– О кузен мой, герцог Бургундский, – глухо сказал он, – не хотел бы я, дабы сохранить четыре самых прекрасных королевства христианского мира, использовать людей и средства, какими вы пользуетесь, дабы отнять у меня то, что мне осталось.

Тут кто-то из свиты Каплюша схватил за волосы голову мертвеца и поднес к ней факел, свет упал на лицо, чьи черты не исказила агония, и Танги, стоя наверху бастильской башни, узнал лицо своего друга детства Анри де Марля, одного из самых горячих и преданных своему делу Арманьяков; глубокий вздох вырвался из его широкой груди.

– Черт побери, мэтр Каплюш, – сказал человек из народа, поднося голову убитого к палачу, – вы мастак в своем деле, вам что первому канцлеру Франции голову отрубить, что последнему бродяге: чисто сработано и без задержки.

Палач удовлетворенно осклабился: и у него были свои почитатели.[23]

В ту же ночь, за два часа до рассвета, из внешних ворот Бастилии, со всевозможными предосторожностями, выехал отряд всадников, малочисленный, но хорошо вооруженный; не производя шума, он направился к мосту Шарантон и, переправившись по нему через Сену, в течение примерно восьми часов шел вдоль правого берега реки. За это время не было произнесено ни слова, ни одно забрало не поднялось. Наконец к одиннадцати часам утра он оказался в виду укрепленного города.

– Теперь, монсеньер, – сказал Танги всаднику, ехавшему рядом с ним, – вы можете поднять забрало и восславить святого Карла Французского, ибо вы видите белую перевязь Арманьяков, и сейчас вы войдете в преданный вам Мелен.

Вот так дофин Карл, которого история впоследствии прозвала Победоносным, провел свою первую в жизни бессонную ночь, и это был его первый военный поход.