Командиры кораблей - Сергей Адамович Колбасьев

class="p1">— Почему? — спросил он еще раз, но отец его уже был занят разговором с каким-то толстым человеком, сидевшим за необъятной величины столом, и, видимо, сердился.

— Это похоже на издевательство, — говорил он. — Я этого так не оставлю. Я пойду к командиру порта.

Потом они шли по высокому, темному коридору. Очень быстро шли — чтобы не отстать, Никита вынужден был бежать мелкой рысью.

Потом распахнули одну из дверей и оказались в новой, еще большей, чем прежде, комнате. И тут случилось неожиданное. Человек, сидевший за столом, повесил трубку телефона, встал и протянул руку. И отец его, бросившись вперед, схватил эту руку и так долго ее тряс, что мог ее оторвать.

— Мы всегда встречаемся, — сказал человек за столом, — садись, — и рукой показал на стул. — Это твой сын?

— Да, — с неожиданной решимостью заявил Никита.

— Очень приятно познакомиться. Меня зовут Семен Плетнев. Мы с отцом твоим старые друзья. Садись и ты.

Никита взобрался на стул. Все его внимание было поглощено стоявшим на столе чугунным письменным прибором из пушек и якорей, а потому больше никакого участия в разговоре он не принимал.

— Откуда ты здесь взялся? — спросил Бахметьев.

— Назначили, — ответил Плетнев. — Вчера дела принял. Буду теперь портом командовать.

О дровах Бахметьев уже забыл, зато вспомнил о другом:

— Слушай, я только что на мосту Леню Грессера встретил. И Домашенко из моего класса. А теперь — тебя, бывшего нашего инструктора по минному делу. Вот ведь комбинация!

Плетнев улыбнулся:

— Не забыл, как изготовление торпеды сдавали?

— Еще бы забыть! — и Бахметьев рассмеялся. — Кстати, до сих пор я тебя за это дело не поблагодарил. Не приходилось как-то... А знаешь, Леня говорит, что теперешние без подсказки отвечают. 

— Так должно быть, — сказал Плетнев.

Вспомнили о совместном плавании на славном миноносце «Джигит». Бывший их командир — Алексей Петрович Константинов, он же Апостол Павел, — теперь работал в бюро военно-морской пропаганды и по-прежнему рассказывал потрясающие истории. Старшего офицера Гакенфельта расстреляли. Попался на шпионском деле, чего от него вполне можно было ожидать. Вспомнили о своей Северной речной флотилии. От нее много хороших людей осталось. Комиссар Ярошенко, даром что без руки, продолжал работать. Был секретарем райкома где-то на Дальнем Востоке.

Борис Лобачевский учился в минном классе — видимо, всерьез решил стать флагманским минером флота. Рулевой Слепень и еще трое ребят поступили в военно-морское училище. Комендор Шишкин в училище Рошаля[91] обучался на комиссара.

Учиться должны были все. Непременно и как можно скорее, потому что иначе можно было упустить время.

— А ты? — спросил Бахметьев.

— Мне трудно, — ответил Плетнев, — я только четырехклассное кончил. — По привычке потер подбородок и, подумав, добавил: — Математикой занимаюсь. Понадобится.

Потом говорили о будущем. С флотом забот хватало. Нужно было налаживать все сразу: снабжение, корабли и людей. Старики уходили, и это, пожалуй, было к лучшему. Но какими окажутся новые, которых пришлет принявший шефство над флотом комсомол?

— Увидишь, — сказал Плетнев.

Как всегда, он был уверен и спокоен. Звонил телефон, и он отвечал коротко и точно. Приходили люди, и все их дела он разрешал сразу, потому что знал, что нужно сделать. И он был очень доволен своей работой — так по крайней мере казалось Бахметьеву.

Но в одном из перерывов между деловыми разговорами Плетнев, откинувшись в кресле, пробормотал:

— Муть... Канцелярия. — Снова осторожно провел рукой по подбородку и неожиданно спросил: — А ты теперь где?

— На «Лассале», — ответил Бахметьев, — старшим помощником.

— Так, — и Плетнев кивнул головой. — Это хорошо. Плавать пойдешь. — Обвел глазами свой заваленный всевозможными бумагами стол и вздохнул: — Завидую.

Бахметьев вздрогнул. Совсем недавно он с завистью слушал рассуждения Грессера и Домашенко, а только что готов был позавидовать и Семену Плетневу.

— Плавать пойдешь, — задумчиво повторил Плетнев. — Хотел бы я быть на твоем месте.

О дровах Бахметьев так и не вспомнил и вышел из порта с совсем иными мыслями, чем в него пошел.

Отвел Никиту на миноносец и показал ему все, что можно было. С увлечением рассказывал, как что действует, и с не меньшим увлечением разнес кока, у которого в камбузе было грязновато.

Потом за ужином в кают-компании объявил изумленным командирам, что намерен с завтрашнего дня начать систематическую проверку знаний команды по специальностям и предлагает им в этой проверке принять участие. Потом на пять суток отправил на гауптвахту рулевого Сурикова, который упорно не желал отказаться от совершенно непристойного клеша на брюках и вдобавок в непозволительном тоне возражал.

Наконец, уложил Никиту спать в свободной каюте и, вполне довольный собой, сел составлять новое расписание по приборке. Домашенко он не позвонил ни в этот вечер, ни в последующие. 

17

Была весна, и, как весной полагается, по всему кораблю пахло свежей краской.

Только что полностью закончили ремонт, только что приняли боезапас и торпеды, только что разместили вновь прибывших молодых моряков комсомольского пополнения.

Разумеется, Бахметьеву приходилось служить с побудки и до поздней ночи, но корабль быстро приобретал, так сказать, человеческий вид, и это было превосходно.

А еще лучше было то, что командир корабля Борис Александрович Шестовский оказался человеком знающим и требовательным по службе, хотя и несколько суховатым, а комиссаром неожиданно был назначен Егор Лукьянов — тоже весьма деловой мужчина.

Несмотря на весенний холодок, Василий Бахметьев в одном рабочем кителе прогуливался по верхней палубе. Он был доволен всем на свете и, в частности, обедом. За последнее время кормить стали вполне прилично.

На машинном люке, окруженный группой молодежи, сидел старший механик — Бобер Короткевич, с которым он прошлую компанию проплавал на «Пластуне». Он очень рад был снова с ним плавать. Он питал симпатию к этому самому Бобру.

Несколько хуже было то, что в кают-компании оказался еще один человек с того же «Пластуна», а именно пижон Жорж Левидов. Правда, пудриться он уже перестал и свое штурманское дело знал неплохо, но все-таки был довольно поганой личностью.

— Товарищ старший помощник.

Перед ним стоял