Слониха-пациентка - Дэвид Тейлор

старого слона, у которого все суставы были изъедены остеартритом — в те времена упомянутый недуг был страшным бичом этого вида животных, да и сейчас у меня сжимается сердце, когда меня вызывают к захромавшему слону: вдруг придется поставить этот диагноз! Там же, в Белль-Вю, я в ходе многочасовой операции впервые удалил слону зуб, но потерял своего пациента из-за развившегося у него отека легких: тогда еще не были придуманы современные безопасные и реверсивные анестезирующие средства. А сколько было других случаев!.. В одном итальянском цирке я благополучно удалил у слона опухоль размером в мяч для регби; в зоопарке в Норфолке мне довелось выручать слона, у которого в глотке застряло яблоко; в Германии я очищал слону кровь, пропуская ее через машину, генерирующую озон, и затем возвращая в кровеносную систему владельца. Никогда не забыть мне восьмилетнюю слониху в одном зоопарке в Аравии — она страдала хронической болезнью сердца. Я прописал ей сушеную наперстянку, которую ей скармливали каждый день, смешивая с люцерной; в результате состояние ее здоровья существенно улучшилось. Не говоря уже о том, что я сотни раз делал слонам педикюр — удалял переросшие или вросшие в тело ногти с помощью шлифовальной машины «Блэк энд Деккер» и надевал носки из мешковины, пропитанные формалином для уничтожения грибков на ногах. Не раз приходилось мне лечить грыжу у слонят, вшивая под кожу живота пластиковую сетку для поддержания слабых мышц вокруг пупка. Ну и конечно же многочисленные проблемы с зубами. У слонов странный зубной аппарат: зубы у них подвижны, нередко случаются зажимы, приносящие множество проблем ветеринарам, в том числе вашему покорному слуге. Тягостное это зрелище, когда страдающий от зубной боли слон колотится головой об дерево или об стену — от таких ударов стена или дерево в конце концов валятся, но животному от этого легче не становится. При помощи молотков, долот и рычагов я удалял зубы слонам в маленьких итальянских цирках и столичных зоопарках, а один раз даже на эспланаде одного туристического курорта на Майорке. Если правда, что боеспособность солдата зиждется на его желудке, то благополучие слона зиждется на его ногах и зубах. Содержи эти две премудрые части в порядке — смотришь, великан дотянет лет до ста.

Со слонихой Элли, красой и гордостью парка Фламинго, где в 1969 году я служил штатным ветеринаром и заместителем директора, и в самом деле случилось что-то необычное. Надо сказать, мы с ней были в дружеских отношениях с самой первой нашей встречи. Она обнюхала меня с ног до головы своим хоботом, пошарила по моим карманам и, найдя там пластину жевательной резинки, тут же вытащила и слопала ее вместе с бумажкой, урча от удовольствия, словно гигантская кошка. Милое, довольное урчание слонов — один из моих самых любимых звуков животного мира. Еще люблю, когда мурлыкают тигры: «пру-уч, пру-уч» — это они с тобой разговаривают; когда плаваешь в бассейне с косатками, с ними тоже можно поддерживать разговор, подражая их свистящим звукам. Нечего греха таить — любим мы, двуногие, когда братья наши меньшие — в частности дикие — питают к нам привязанность. Вот только достаточно ли много мы делаем, чтобы заслужить ее? Бог знает…

Элли была матриархом слонового стада парка Фламинго: на ее попечении была группа молодых африканских слонов. Благонравное поведение удостаивалось награды: Элли, словно классная наставница, вручала образцово-показательному пай-слоненку банан или кусок хлеба, которые подбирала хватким кончиком языка и совала прямо в рот избраннику. Если же кто-либо из ее подопечных расшалится, тут дело принимало иной оборот: Элли сурово трубила, легонько била шалуна хоботом по голове, а то и, набрав полный хобот воды, окатывала холодным душем. В теплые дни ей дозволялось прогуливаться в сопровождении смотрителя по обширным лужайкам зоопарка; подбирая с дорожек песок и гравий, она посыпала себе спину, отгоняя надоедливых мух; собирала листья и цветы, а если посетители, которые всегда рады были видеть ее, не скупились на угощение, то всегда мурлыкала им свои песенки. Но самое большое удовольствие доставляли ей визиты к морской слонихе, обитавшей в длинном прямоугольном бассейне. Не знаю как, но между сухопутной слонихой и морской завязалось чувство нежной привязанности. Стоя передними ногами на краю бассейна, Элли ласково поглаживала хоботом морскую слониху, когда та медленно проплывала мимо. По-видимому, морская слониха испытывала наслаждение, когда сухопутная, щекоча, трогала ее своим хоботом — видимо, это была для нее форма легкого массажа. Однажды, когда я сопровождал ее послеполуденный моцион, я стал свидетелем необычного случая. Смотритель морской слонихи бросил в бассейн своей подопечной несколько селедок, а смотритель слонов дал Элли буханку хлеба. Элли уронила буханку в воду, и — что бы вы думали — морская слониха тут же скушала ее за милую душу. Элли же немедленно вытащила из воды рыбину, поднесла ко рту, благополучно сжевала и зажмурилась от удовольствия. Мне уже доводилось быть свидетелем плотоядных наклонностей у слонов и бегемотов, так что это меня не удивило, но чтобы морская слониха лакомилась хлебобулочными изделиями — это уже что-то новое.

Истинное блаженство доставляла Элли проволочная щетка, которая висела на крючке возле слоновника. Многие кожные заболевания у слонов происходят из-за того, что у них нет возможности поваляться в грязи и поплескаться в водоемах. Когда в 1988 году мы с Йаном Ботэмом предприняли эпохальный поход по маршруту Ганнибала через Альпы, я договорился, чтобы время от времени Йан вел слоних (первоначально у нас было три, но одну пришлось снять с маршрута) по болотистым местам, где они могли бы всласть поваляться в грязи и поплескаться в темной жиже: это благотворно воздействует на их кожу. У Элли в парке Фламинго был свой бассейн, но все же я настоял на том, чтобы смотритель дважды в неделю чесал ей кожу проволочной щеткой, — тогда чешуйки кожи не будут ссыхаться в корочку, под которой может развиться инфекция: мне ее столько раз приходилось наблюдать у слонов в дурно содержащихся цирках. Слоны хоть и толстокожие (в буквальном, но отнюдь не в переносном смысле слова!), но тем не менее очень чувствительны к прикосновениям — Элли обожала, когда смотритель щекотал ее проволочной щеткой. Тогда она принималась мурлыкать и гладила своего благодетеля хоботом по длинным белокурым волосам. Если же, по ее мнению, наступало время почесаться, а смотрителя не оказывалось рядом, то она непременно отцепляла щетку с крючка и вручала первому встречному — мол, почеши! Во всяком случае, так это я себе представляю.