Пограничные были - Павел Иванович Петунин

— Никакого беспорядка не вижу. Блеск и чистота! — возразил Дементьев, войдя в квартиру. — И зачем это предупреждать заранее? Чтобы стол успела накрыть? Не требуется. Вот если чаек соорудите, буду благодарен. Грешен и каюсь, Таисья Ивановна, обожаю чаек!

Потягивая «обожаемый чаек», Дементьев говорил с добродушным укором:

— Хотя вы, супруги мои дорогие, со свадьбой сына решили действовать обходя меня, но мне все равно пришлось малость подключиться: разговаривал с начальством гостиницы и кафе дома офицеров. Там и тут полный порядок!

— К чему это беспокойство? У вас и без наших семейных дел хлопот предостаточно, — возразил Зимин.

— Во-первых, люблю хлопоты, а во-вторых, Петр Андреевич, свадьбу вашего сына не считаю исключительно вашим семейным делом. Саша — сын границы... — Попросил налить ему еще чашку и добавил: — И дочь у вас славная, и невестку подобрали весьма симпатичную.

— Ну это не наша заслуга.

— Оно понятно, а все-таки... Весь наш женсовет развернул бурную деятельность под руководством моей благоверной. Она любит руководить молодыми — хлебом не корми, а дай поруководить! И к тому же во всех этих канительных делах имеет солидный опыт — и сына женила, и дочь выдавала, и теперь дважды бабка. Скоро будет трижды...

Но приехал он, конечно, не затем вовсе, чтобы за чашкой чая сообщить эти сведения о своей хлопотливой супруге. К чему и приступил сразу же.

— Лежат в моей служебной папке два твоих рапорта, дорогой ты мой Петр Андреевич. — Дементьев озабоченно почесал седой висок. — И я решил в присутствии Таисьи Ивановны, супруги твоей, кое-что обговорить. Насчет свадебных дел — тут нечего обговаривать, тут все ясно. А вот насчет твоей отставки... Не поторопился ли ты, Петр Андреевич? Может, еще повременим годик-другой?

Очень энергично вмешалась в разговор Таисья Ивановна. Она так подробно и горячо расписала сердечный приступ, случившийся у мужа, как будто это она тогда бегала по тревоге, а потом долго сидела под наблюдением Жукова на камне-валуне, приходя в себя.

— Хватит, вдоволь набегался за двадцать пять лет службы! Или хотите, чтобы его с этой квартиры вынесли вперед ногами? — сердито спросила она. — Всему свое время. Немолодые уж, пора и на покой.

— Так-то оно так, дорогая моя Таисья Ивановна. Но ведь, по правде-то сказать, очень уж коварный этот пенсионерский покой после нервной нашей пограничной службы — как раз именно на этом покое и выносят нашего брата вперед ногами. Примеров тому предостаточно.

— Ничего, Иван Иванович, я своему Петеньке очень спокойную жизнь на гражданке не гарантирую. Он у меня волчком будет крутиться! — усмехнулась Тася.

— Вполне верю... А сам ты как, Петр Андреевич?

Зимин ответил холодновато:

— Я свою точку зрения изложил в рапорте. Решил, так чего уж теперь пятиться?

— А я думал предложить тебе командовать комендатурой — все-таки и служба поспокойнее и жилищные условия почти городские... Не хочется мне отпускать тебя, вот что! И не только тебя. У вас же, у фронтовиков, золотой опыт, вы все чуть ли не академики пограничной службы! А с народом как умеете работать! Ну разве какой молодой офицер того же выпивоху Киселева так бы поставил на место, как это у тебя получилось? Да ни в жизнь!

— Тут, Иван Иванович, не только моя заслуга! И Бабкина не надо со счета сбрасывать. Зачем же обижать молодых?

— Я не обижаю, я только грустный факт констатирую. У меня эти молодые начальники застав знаешь где сидят? Вот где сидят они! — Дементьев с размаху шлепнул себя по розовой шее. — За иным молодым начальником надо присматривать, как за солдатом-первогодком.

— Филимонов, думаю, не такой.

— Филимонов — твой ученик. Ты что, как барышня, на комплимент напрашиваешься?

— Вы, Иван Иванович, столько комплиментов отпустили в мой адрес...

— Это не комплименты, это констатация факта, — раздраженно поправил Дементьев.

Если бы не было сейчас в комнате жены, Петр Андреевич, вполне возможно, и согласился бы повременить с отставкой — уж очень расстроенное было лицо у Дементьева. Но Тася как будто догадывалась, о чем сейчас думает ее сердобольный супруг, и не сводила с него строгих глаз.

— Решил так решил, — в грустном раздумье проговорил Дементьев. — Кого же предлагаешь оставить вмеето себя? Надеюсь, не Бабкина?

— Как раз его.

— Молод!

— Я в его возрасте уже почти три года командовал заставой. Доверили.

— Тоже мне — сравнил! Как же можно сравнивать? У тебя за плечами фронтовой опыт был!

— На фронте, между прочим, я воевал командиром отделения, сержантом.

Дементьев на это ничего не ответил, только вздохнул. Поразмышлял минуту, дробно постукивая пальцами по клеенке. Пружинисто встал:

— Спасибо, Таисья Ивановна, за чаек! — Печальными глазами посмотрел на Зимина: — Пусть будет по-твоему, Петр Андреевич. Делать нечего, даю официальный ход твоему рапорту об отставке. А второй рапорт переписать придется. Зачем тебе трехдневный отпуск, и только на свадьбу сына? Бери уж полный — тебе же полагается. Вот и поищешь место, куда ехать после отставки.

— Не осмелился просить — мне же по графику отпуск в сентябре намечен.

— Раз такое дело — передвинем: какой-то месяц — это уже не проблема. Заодно и к Бабкину приглядимся, как он тут без тебя покомандует. — Дементьев достал заранее припасенную бумагу — рапорт Зимина об отпуске, положил на стол, приказав: — Перепиши.

Зимин переписал. Дементьев долго читал эту немногословную бумагу, будто заучивал наизусть, тщательно складывал ее вчетверо, медленно опустил в карман. Сделав все это, приказал хмуро:

— Позови Бабкина.

Тот будто за дверями ждал этого вызова:

— Товарищ полковник, лейтенант Бабкин явился по вашему приказанию!

— Здравствуй, лейтенант Бабкин. Сколько раз ты подменял майора Зимина, когда он в отпуск уходил?

— Дважды, товарищ, полковник.

— Придется в третий раз подменить. И это будет в последний раз, это будет вроде генеральной репетиции. Что тут подразумевается — догадываешься?

— Так точно!

— Чего ж не радуешься? Молодые должны радоваться, когда смена караула происходит.

— Не вижу повода для радости.

— Почему?