Дни яблок - Алексей Николаевич Гедеонов

— Настало время ритуала, — вела своё Вальбурга. — Возьми три маленькие луковки, очисти и развесь в доме всюду. Одну — в кухне, другую — в гостиной, третью — в алькове.

— Не забудь проткнуть! — крикнула дракон. После чего, судя по звуку, на неё наступили. — Подвешивать надо особым способом, — поделилась Юбче. — Проткни луковицу толстой иглой с красной нитью, далее завяжи нить петлей вокруг луковицы. Пусть висят семь ночей. Затем следует снять, разложить каждую по отдельности, на бумагу, после чего посолить и сжечь.

— Или брось в реку, прямо в бумаге! — прокричала дракон. — Можно завязать в узелок и кинуть через плечо! Левое! На перекрёстке…

— И уходи, не оглядываясь, — закончила Юбче. — Чары сразу рухнут.

— Есть ли у тебя так же много вестей про конец терпения? — ядовито поинтересовался я, прервал переговоры с надутой полурыбой, отнёс пряники в комнату и отправился на кухню.

— Посмотри на чайник! — крикнула из ванной Аня. — Должен вскипеть!

Чайник действительно вскипел и нетерпеливо постукивал крышкой. Я заварил чай. И внимательно осмотрел клеёнку на столе. Ом пахла летом, выпустила невозможное количество листа, сообразно узору на ней, земляничного — мелкого и зелёного. А перед тем, судя по всему, отцвела. Ягодки так и наливались.

«Побочный эффект, — мрачно подумал я. — Вроде насморка».

И стал собирать урожай. Надо сказать, изобильный.

Вернулась Аня: решительная, хмурая и во всеоружии. Видно было, что настроилась она серьёзно. Убирать без музыки…

— Окна так просто ты не вымоешь! — твёрдо сказал я. — Осень, и я против.

— Ну, куда мне против вас с осенью, — вздохнула Аня. — Я, — немного хрипло сказала она, — пообещала же… твоей маме. Ну, что всё в порядке будет. Мебель на местах останется, например… и остальное, где было, в принципе, тоже… кстати.

— Безрассудно смелый шаг, — прокомментировал я. — Надо было просто пообещать сушить полотенца, это можно и над развалинами проделывать.

— Безобразно получилось с посудой, конечно, — откликнулась Аня раздумчиво. — Надо было вчера… — она помолчала. — Всё же с силами собраться. И…

— Мне хватило без посуды… — злобно сказал я. — Вспомни только. Такой праздник, с ума сойти просто…

— Иногда я тоже думаю, — начала Аня и включила воду. — Так…

— Надо себя заставлять, — назидательно сообщил я, — делать это почаще…

— Думать? — переспросила недобрым голосом Гамелина.

— Именно, — радостно хихикнул я.

Аня проверила завязки на фартуке и включила воду.

— Ты видел плафон? Этот вот, кухонный? Тут? — начала строгая Гамелина.

— Неоднократно, — отозвался я, дёргая её за рукавчик.

— И что ты в нём видел?

— Электрический свет, как у всех, — легко ответил я. — Это купальник?

— Физкультурный. Всегда в нем убираю, не сковывает. Сейчас не об этом, — продолжила Аня. — Там, в плафоне, не только свет… лампочка то есть. Не только! Но и мухи!

— Правильно. Не только они одни, — поддержал Аню я. — Божия коровка влетела, разик… Долго корчилась… Совсем уже засохла, наверное. Стрекозка была ещё, а как же… И хрущик! Даже два.

— И что, тебе всё равно? — поинтересовалась Аня почти светским тоном.

— Они летят на свет и гибнут, — подчеркнул очевидное я. — Всю жизнь так было.

— С этим надо что-то сделать, — не сдалась Гамелина.

— Переубеждать мух сложно, — заметил я. — Слишком. Распыление сил, а результат — ноль. Всё равно будут мордой в лампочку. И божья коровка с ними, мумиё её…

Аня отступила на пару шагов и что-то поискала вокруг. Не нашла.

И бросила в меня газетой, влажной, скомканной.

— Лезь на стол, — скомандовала она. — Оботри его, скрути и передай мне. Ты понял, что плафон, да?

— И хотелось бы сказать: «Оно тебе надо», — буркнул я. — Но мама будет счастлива, она мне уже два раза показывала, куда тень от стрекозы падает.

— Хорошо, что дошло, наконец-то! — радостно заметила снизу Аня. — Уборка! Такая круть! Никакой магии, а всё! — Раз! — и перемена вида. Надо себя заставлять делать это… хоть иногда!

— А потом ничего нельзя найти, — тонко подметил я, раскручивая плафон. — Даже через пару дней, как корова языком…

Аня вытряхнула горсть мушьих останков на стол и стремительно вымыла плафон.

Я, стоя на столе, рассматривал аккуратно расставленные Гамелиной наши кастрюли, противень и мисочки.

— Ну, — нетерпеливо сказала Аня. — Оно само себя не вымоет… Действуй!

Я провёл необходимые манипуляции, в смысле вытер плафон дважды, один раз влажной газетой, а второй раз — сухой. Мы повторили всю процедуру три раза — сообразно количеству рожков.

— Хм… — несколько запыхавшись, заметила Аня. — Что-то жужжит… Слышишь?

— Просто ты обдумываешь поэтажную уборку подъезда, — склочно заметил я. — Вот и жужжание…

— И где тут связь? — удивилась Аня.

— Генерируешь мысли… — сообщил ей я. — А это напряжение, вольты все эти, амперы… Жужжат. В голове.

— На физике открытием поделись, — посоветовала Гамелина — Там у многих… жужжит, особенно на контрольной. Иногда даже разряд бывает и треск, а потом просят списать, хнычут…

— Слабаки, — уютно заметил я. — Но жужжит конкретно, о чем ты только ду…

— Ой, — сказала заметно побледневшая Гамелина. — Ох… Фу!

— Голова закружилась? — спохватился я и отставил подальше недостаточно, с точки зрения Гамелиной, протёртый плафон.

— Не совсем, — каким-то глухим голосом ответила Аня. — Сам смотри.

Я посмотрел вниз.

— Фу! — сказал и я. — Ой… Феее!

И спрыгнул.

Весь стол был покрыт мёртвыми насекомыми из плафона. Они дрыгали почти истлевшими лапками, шевелили слежавшимися крыльями. Затем весь прах, пошатываясь, принялся ползать, затем… затем, исторгая микроскопические фонтаны пыли, они стали размножаться делением. Безо всяких спариваний и кружений — из крылышка выросла оса. Затем прогрессия возросла — из одного два… три… пять. Через несколько секунд пыльный рой поднялся в воздух, роняя головы и крылья. Затем принялся искать форму и нашёл — подозрительно знакомую: длинные руки, косолапые голенастые худые ноги, патлы до плеч. И лицо… Ну, лица-то как раз видно не было — сплошное клубящееся месиво. Плодящее само себя. Что оставалось делать мне? Я уколол указательный палец, смочил пряничного дракона кровью и плюнул ему на мордочку.

— Жизнь моя полна в тебе, — сказал я дракону. Затем всё то же мы прошли с н ед о рыб ой. Дальнейшее было предсказуемо. Всякие судороги, крики, пыль и крошки. Треск.

Дракон оказался птичкой-девочкой… Вроде бы уткой. Это если пристально смотреть на клюв. И на шею — зелёную, как у селезня. Завораживающий цвет. Как у павлина, но с тритоньим хвостом.

Мушиное чучело спрыгнуло со стола и рассыпалось ввиду обшей неуклюжести.

— Жги до пепла! — пожелал я.

Дракон послушно потопталась по столу, чихнула пламенем, встопорщила зеленоватый гребень вдоль хребта — и ринулась жечь.

Всё случилось быстро, можно сказать — моментально. Для начала Аня что-то звучно разбила о раковину.