Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

кофр, бубня что-то про то, что сейчас найдет горбунью и спросит у нее про обед. Дура, сама жрать хотела, вот и проявляла заботу о хозяйке. Агнес разозлилась бы, но она действительно устала. Лечь бы. Но прежде этого ей обязательно нужно поговорить с господином. А его в лагере, судя по всему, не было. Зато навстречу девушке проехала телега, полная раненых, и еще многие раненые шли ей навстречу. Кто руку окровавленную держал, кто за лицо окровавленное схватился. Какого-то человека с разбитой в кровь головой товарищи, что раны получили менее тяжкие, вели, поддерживая. Дело у реки, кажется, в самом разгаре. Агнес испугалась, когда где-то неподалеку оглушительно бахнуло. Это было так же звонко, как гром, слышавшийся совсем рядом.

— Ох, что это? — остолбенела Ута. Она даже осмелилась схватить госпожу за плечо. — Госпожа моя, что это?

Но люди, сновавшие по лагерю, звука совсем не испугались, даже лошади вели себя смирно. Агнес скинула руку служанки с плеча и сказала:

— Успокойся, корова ты глупая.

В пяти шагах от нее пробежал брат Ипполит. Поверх сутаны кожаный фартук, весь заскорузлый от засохшей крови. Девушку не заметил, не поздоровался. Лицо у него было строгое, весь в себе. По сторонам некогда, видно, смотреть.

У шатра дежурили хмурые охранники, но Агнес пропустили безропотно. Она, еле живая от усталости, села на край кровати, и Ута стянула с госпожи башмачки, чулки, замызганное платье.

— Ох, все попорчено, — говорила служанка. — Попробую мыть мылом дома, может, пятна сойдут.

Агнес знала, что не сойдут. Платье испорчено навек. Но разговаривать с глупой у нее не осталось сил.

— Я вам сейчас еду принесу. Зельда должна была что-нибудь сделать.

Служанка ушла, а девушка залезла на постель повыше и поставила перед собой ларец со стеклом. Сил не было ни на что, но на это у нее силы нашлись. Шар нежно-желтый лежал в ларце на красном бархате — это было очень красиво. Он так и манил, так и кричал: возьми меня в руки. Агнес взяла, а он теплый и не такой тяжелый, как шар господина. Она хотела заглянуть в него, прежде чем от усталости у нее закроются глаза, потому побыстрее стянула с себя последнюю одежду, нижнюю рубаху, — так лучше, будучи в одежде, ничего не разглядеть — и лишь после этого посмотрела в стекло.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 12

⠀⠀

Открыв глаза, она вздрогнула. Испугалась. В шатре горела всего одна лампа, а через верхний проем света много внутрь не проникало. Как не испугаться, когда в полумраке над тобой стоит огромный черный человек. Лица его почти не видно, оно серое. Вот спросонья девушке присматриваться пришлось, чтобы разглядеть его, а когда поняла, что это господин, так не слишком и успокоилась. А он взял ее за горло и одним движением, словно котенка, поднял девушку с постели так, что она пальцами ног едва ковра касалась, и спросил у нее:

— Кажется, ты мне говорила, что с этой войны я приеду с серебром и славой? Ты?

И в голосе его такая злоба слышалась, что у Агнес мороз по коже прошел. Злоба холодная, ледяная, смертью пахнущая. Она хотела ответить, чтобы все объяснить. Она и рада бы, да как тут слово произнести, если тебя за горло держат крепче, чем веревка висельника. Девушка только руками в его руку вцепилась, чтобы хоть чуть легче было, да глаза таращила. А главное, понимала, что реши он ее прямо здесь задушить или шею сломать, то никто его не остановит, ничего ей не поможет, даже все ее силы, перед которыми иные сразу склоняются. А он тут ее и отпустил.

Отошел от нее, взял кувшин с вином с сервированного к обеду стола с остывшими кушаньями и стал пить прямо из кувшина. Агнес вскочила, нашла свою рубаху, надела ее быстро.

— Ну, что скажешь? — холодно спросил у нее господин, отрываясь от кувшина.

Он ждал, что она ему про обещания свои что-то ответит, но Агнес была умной девушкой и знала, что говорить.

— Нашла я ведьму, — сразу сообщила она, — ту, что на вас насылала мороки.

— Тридцать моих людей остались на том берегу, — проговорил кавалер, устало садясь на раскладной стул. — Я не мог вынести их тела оттуда, так как мне нужно было все время переправлять через брод в лагерь раненых. До мертвых руки и не доходили. Мне разбили забрало на шлеме, я потерял перчатку. — Он показал девушке как доказательство правую латную перчатку. — У Рохи за день разорвало два мушкета, еще два пошли трещинами. Пороха у меня осталось на еще один такой бой… — Он помолчал. — Но ты нашла ведьму, что насылала на меня мороки. Что ж, день, можно сказать, был неплох.

— Господин… — начала она.

Но он остановил девушку жестом. Прислушался. За пределами шатра говорили. Волков тяжело встал, пошел к выходу, хромая сильнее, чем прежде. Там его ждал вестовой.

— Господин полковник, господин генерал отъезжает в Бад-Тельц к маршалу, просит всех командиров полков быть к нему немедля.

Волков угрюмо посмотрел на вестового, ему очень хотелось сказать ему: «Передай генералу, чтобы катился к черту». Но вместо этого он произнес:

— Скажи генералу, что у меня сейчас лекарь. Как мне полегчает, так я приду.

Волков ни слышать его не хотел, ни видеть. Кавалер дважды за день посылал к генералу людей, прося у него ландскнехтов, дважды ему казалось, что если сейчас придут ему в помощь шесть сотен свежих людей, то он отодвинет мужиков от берега и даст возможность кавалерии выйти в поле и развернуться. Но фон Беренштайн дважды ему отказывал, дескать, ландскнехты — его последний резерв. Люди Волкова смотрели на него вопрошающе: где помощь? Они тоже понимали, видели, что хамы на пределе, что еще чуть-чуть, и их можно будет дожать, но генералу на той стороне реки было виднее.

— Так и передам, — пообещал вестовой и ушел.

А Волков вернулся в шатер. Агнес, при помощи Уты, уже надела чистое платье и кое-как пригладила волосы. А он снова уселся в свое кресло и спросил у нее:

— Так, значит, ты нашла ту ведьму, что морочила меня и моих людей?

— Да, мой господин, — отвечала девушка, — а еще она знала о каждом вашем шаге и мужу своему Железнорукому о том говорила, а теперь она ничего знать не будет. Ничего.

Тут пришел денщик Гюнтер, принес таз с водой и полотенце, чтобы господин мог хоть руки помыть. А тот с раздражением и