Дни яблок - Алексей Николаевич Гедеонов

— Жаль, — вздохнул я, глядя на бултыхающиеся в кипятке головы. — Я б их допросил.

— Теперь только съесть, — отозвалась Аня. — Я вымыла миску. Кипятком. Обжарила грибы и всё заложила… И картошку даже. Мама твоя кладёт чернослив?

— Да, — ответил я. — Режет мелко.

— И я так же, — вздохнула Аня.

От Вальбурги Юбче из морян, недорыбы, остался холмик крошек. Я аккуратно смёл их в фунтик.

— Развею позже, — как можно трагичнее сказал я.

Дракон всхлипнула дымом.

— Даник, — подошла ко мне поближе Аня. — Это ведь у тебя с детского садика? — нежно спросила она.

— Что? — переспросил я. — Нелюбовь к пшёнке?

— Припадки…

— У меня нет никаких припадков, — пробурчал я. — Долго объяснять просто.

— Ну, я же всё видела… Ты сидел как бревно: скрипел зубами, глаза закатились, руки шкрябали. Еле нож успела выхватить, а картошка вся пропала, кстати, куда-то. Пришлось самой чистить, хорошо хоть закладывают последней. Потом ты хихикал, нет, смеялся, так странно.

— Еще я жутко плачу, — нашел тему я. — Нос опухает, глаза крас…

— Сейчас не об этом, — взяла меня за ворот Гамелина. — Она передается по наследству?

— Красные глаза? Только у кролей.

— Нет, такое, как у тебя.

— Разные глаза? Через поколение, и то не факт.

Я догадался прекратить расспросы действием.

— Ладно, — спустя несколько минут сказала Аня. — Вижу нежелание сотрудничать. Ну, и ладно. Схожу, гляну, как ты там убрал. Пройдусь. Последи за кастрюлей, только вскипит — сделай огонь…

— Меньше, — закончил я, — и крышку сдвину.

— Молодец, — одобрительно хмыкнула Аня. — А где у вас марля?

— Тут, в буфете, в среднем ящике, — ответил я. И Гамелина, с марлей наперевес, пошла выискивать пробелы.

— Что она сказала про клубки? — поинтересовался я у присутствующих пряников.

— На дни поминовения… накануне… — начала Маражина, — есть обычай, о котором говорила… — тут экс-рысь вздохнула, — бывшая с нами. Надо разложить на входе, у дверей и окон, клубки шерсти и…

— Кошка чокнется от счастья, — закончил я.

— Иногда нет, — глубокомысленно заметила Маражина. — С ней никто не говорил о защите угодий, никто не учил битве. Я узнавала.

— Ну, сделай одолжение, подучи мне зверя бить врага, — откликнулся на рысиные поползновения я. — А с клубками идея хорошая… очень…

Раздалось шипение. Борщ рвался на свободу. Чудом я успел сдвинуть крышку и прикрутить газ.

— Вот! — уютным голосом заявила вернувшаяся к нам Гамелина. — Это след.

И она выложила передо мной давешний бубенчик.

— Ты двигала диван? — честно ответил вопросом на вопрос я. — Оно тебе надо?

— Только тряпкой провела за ним, а что? — отрапортовала Аня. — А если бы кто-то другой нашёл? Были бы расспросы всякие, зуд.

— У кошки, — добродушно заметил я, — ко мне расспросов нет, только требования.

— Это какие?

— Принести голубя мира прямо в пасть.

— Так она поджигатель!

— В основном пожиратель, — сознался я и забрал бубенчик.

— Ну, так и я о чём… А! Ожидала худшего, честно говори. Но всё не безнадёжно, пыли нет, и даже на книжках.

— Это всё потому, что я их читаю. Попробуй и ты.

— Но коридор мне не понравился, — продолжила Аня противным тоном.

— Скажи, он тёмный, да?

— Вот смотри, Даник, вернётся мама, дальше Инга, и будут сразу скрипеть под ногами… Там знаешь, что там у входной двери?

— Прах!

— Чей?

— А вот этого лучше не знать.

Гамелина глубоко вздохнула.

— Да, — сказала она раздумчиво. — Я говорила тебе — на балконе полно яблок. Можно сделать к приезду пастилу. Ты как?

— Что, из всех яблок? Упашешься, и хранить негде.

— Да нет. хватит мне штук двадцать. Ну, может, двадцать пять. Так спечь?

— Конечно, — обрадовался я. — Они мне этой пастилой все уши прожужжали. Каждая где-то ела. А как готовить — так ни разу. Столько дел…

— Тогда схожу к себе за формой, а ты последи за свининой — скоро выключать.

И она ушла. После поцелуев. Я вернулся в кухню сторожить плиту. Кошка спала в кресле уютным чёрным клубком. Дракон всхлипывала на подоконнике, пуская дым в мамину гречиху, остальные пряники молчали, скорбной группой. Сова смеялась во сне.

— Если я спрошу у вас, где ключ к загадкам, — поинтересовался я у созданий. — вы ответите мне правдиво?

Во входную дверь кто-то постучал — громко, настойчиво, несколько раз. «Анька форму принесла, — радостно подумал я. — Так и скажет. А я ей: „Школьную?“ А она: „А что?“ А я такой, сразу: „Тут не химчистка!“».

Хихикая вполне себе шутке, я побежал открывать.

— Горгаз, — выдвинулся на меня коротышка, с осветлённой в этот раз площадки. — Перевирка труб. Тяга есть?

— С утра была, — отреагировал я. — А щас не знаю. Ладно, хорошо, проходите, проверим.

— Колонку, — назидательно сообщил мне Горгаз, осмотрев место действия тяги, — надо ставить у кухни, а не так, у ванны. Будем валять стены.

— В другой раз, — приветливо ответил я, — теперь валять не будем.

— Я это всем тут говорю, — грустно заметил он, — на кажном этажи. Такое в ответ, шо мася моя… А я шо, а у меня форма — колонка у кухни. А де тут у вас вход до трубы?

— Вот, как раз на кухне, — заметил я, — пройдемте, будем валять.

— Старая польская, — застенчиво попрощался с нашей колонкой Горгаз и что-то зафиксировал карандашом в тетрадке.

— О! — удивился он уже на кухне.

Невидимые ему пряники соорудили под столом мини-форт яз крышек и бряцали там какой-то железкой. Дракон так и искрила — О* — повторил Горгаз. — Чуете? Дым!

— Листья палят, весь город прояснялся. А у нас не дым, а борщ.

— А со звонком что у вас? — тревожно поинтересовался он. — Я давыв ту кнопку, давыв, аж втопыв, а результата нуль. Зламався?

— Свет выключили.

— Кто?

— Из жэка банда.

— А… — протянул Горгаз, — мы ото тоже циле лито к вам дойти не могли. Теряли направление. Так, шо у вас из трубой? — пошёл на прорыв он. — Дай мне совочек, и я полизу, гляну.

Мы двигали стулья, громоздили табуретку. Горгаз ронял совок. А затем… Затем из вьюшки посыпалась пыль, сажа кусками, лотом в трубе что-то стукнуло и на нас вылетел клуб чёрного праха: остатки перьев, кусок когтистой лапы и небольшой череп; судя по всему, вороний.

— Жуткий клюв, — уважительно сказала сова.

— Настоящая хищная птица, — небрежно заметил я. — Не то, что…

— А хто це каже? — встревожился Горгаз.

— Почулося, — ответил я. — Осень, такое-всякое…

— Буває, — прокомментировал ситуацию Горгаз. — Задримало и вчадило. Бачте, скильки сажи. Добре, шо прочистили трубу. Тепер треба вмытыся. Бо чисто чорный.

Я повёл его обратно в ванную.

Гамелина зашла неслышно.

Я выпроваживал Горгаза, расписывался «у листi», диктовал марку плиты («Вагрiя»? Hiколи не чув. Як воно пишеться?