100 великих приключений на море и на суше - Валерий Борисович Гусев

в апреле 1789 года на перегруженном баркасе с минимальным запасом воды и продовольствия, практически безоружными в опаснейший и сложнейший переход. Напомним: почти полтора месяца, почти четыре тысячи миль среди островов с самой дурной славой. Как в отношении навигации, так и в смысле взаимоотношений с туземцами, которые рассматривали белых пришельцев либо как партнеров по меновой торговле, либо как заморский деликатес.

Плавание благополучно завершилось лишь благодаря стойкости, воле, мужеству капитана Блая.

Средства массовой информации – назовем так писателей, издателей, режиссеров, актеров, критиков – единогласно создали образ Блая в самых черных и коварных чертах.

Мятежники высаживают из «Баунти» капитана Блая и часть команды в шлюпку. 28 апреля 1789 г.

Садист, самодур, истязатель…

Так ли? Почему же тогда большая часть экипажа «Баунти» предпочла пуститься с ним (по сути, на шлюпке) в опасное плавание, результат которого был весьма и весьма сомнителен? Да потому, что верила и доверяла ему.

Груб, жесток, самолюбив.

Возможно. Только вот как соотнести его грубость с теми правилами поведения для экипажа, которые он лично расписал и распорядился вывесить на бизань-мачте при подходе «Баунти» к Таити. Все приводить не будем, достаточно одного, весьма выразительного пункта: «Долг каждого стремиться заслужить расположение и уважение туземцев, обращаться с ними приветливо, не применять насилие, если что-нибудь будет украдено; огонь открывать только для самообороны».

Что ж, не только разумно, но и гуманно, не в пример другим европейцам в Америке или в Африке. Но ведь знаменитый Кук тоже был очень гуманен по отношению к аборигенам, призывал матросов видеть в них доброжелателей и избегать грубости, насилия, обмана в сношениях с ними. А к чему это привело? Да и Блаю, кстати, довольно скоро пришлось переменить свои гуманные позиции.

Да, Блай был строг, может, чрезмерно. Но он не был садистом. Он жестко требовал соблюдения дисциплины даже в мелочах, но самодуром не был. Он был педантом, но издевательств над матросами не позволял ни себе, ни своим офицерам. И то, что доверившиеся ему люди вернулись в Англию, целиком заслуга Блая.

Железной рукой он вел через океан переполненный баркас с измученными людьми. И только его жесткость, воля, опыт дали им спасение.

Несколько раз за это время вспыхивали бунты. Как правило тогда, когда Блай в очередной раз уменьшал дневную порцию галет и пресной воды. Сколько раз, угрожая саблей, он заставлял моряков грести из последних сил под проливными дождями. Сколько раз он отказывался выдавать запасы, если удавалось высадиться на берег – идите, ищите воду и фрукты, ловите птиц, собирайте устриц. Но галеты и вода – неприкосновенны на берегу.

Однажды дело дошло до того, что один из офицеров, не согласный с ограничениями, вызвал Блая на дуэль, но вовремя опомнился. Как ни говори, но именно жесткость и даже жестокость капитана Блая спасли жизни восемнадцати человек. Нет, один, впрочем, погиб в схватке с туземцами, спасая товарищей. Вообще же, потерять в столь опасном и трудном предприятии всего одного человека – это тоже в пользу Блая.

Английский флот в те годы, пожалуй, самый жестокий был. Любая провинность, малейшее неповиновение, хотя бы и во взгляде, не говоря уж о реальной вине – линьки, кандалы, цепной ящик, нок-рея. Да и труд на кораблях и судах Англии был тяжел, суров, бесправен. Бунты на флоте редкостью не были. Бунтовщики коротко расправлялись с капитаном и офицерами, отправляя их за борт, а сами пополняли ряды берегового братства. Так что мятежники «Баунти» поступили с капитаном Блаем вполне гуманно.

Историки долгое время не находили общего языка в оценке подлинной причины бунта на «Баунти». Жестокость капитана Блая, отвратительное питание, кусочничество офицеров, оскорбления и унижения. В конце концов почти единодушно решили: посетив волшебный Таити, испытав дружелюбие таитян, вдоволь насладившись фруктами, сырой рыбой в лимонном соке, печеными пальчиковыми бананами и другими изысками таитянской кухни, безмятежным отдыхом под пальмами и главное – это скупые на одежду и щедрые на любовь горячие как тропическое солнце таитянки. И из этого земного рая снова в ад? К каторжному труду и бесправию, к протухшей солонине, к червивым галетам?

Назрело. Созрело. Повод. Вспышка!

Капитан и восемнадцать членов экипажа – в баркасе. Недельный запас провизии и воды, компас и секстант. Четыре сабли и увеличительное стекло, предусмотрительно опущенное в карман Блаем. Борта баркаса – лишь на 8 дюймов возвышаются над водой; секундное невнимание к опасной волне – баркас зальет или опрокинет.

Но мятежники, повторимся, не были мстительны и беспощадны. Невдалеке виделся атолл Коту. «Баунти» даже взялся отбуксировать баркас к острову. Но Блай решительно и непримиримо обрубил швартовый конец.

Казалось бы, самое разумное – высадиться на ближайшем острове и терпеливо (месяц или год) ждать, когда пройдет мимо какой-нибудь европейский корабль. Но самое разумное не всегда самое приемлемое. Блай знал, что на коралловых островах нет ни фруктов, ни овощей, ни воды. А на тех островах, где все это есть, обитают кровожадные аборигены, беспощадные к беззащитным белым. К тому же Блай спешил в Англию – доложить и организовать экспедицию для розыска и наказания мятежников. И что весьма немаловажно для такого добросовестного офицера, каким был капитан Блай, – полученные в Лондоне инструкции к его экспедиции предписывали возвращение «Баунти» конкретным маршрутом: через Ост-Индию, Торресовым проливом с тем, чтобы уточнить географические сведения, необходимые для навигации в этом крайне сложном для мореплавания регионе. А это значит – Батавия (нынешняя Джакарта), откуда можно было реально вернуться в Европу.

Попасть на европейское судно можно было бы и в Австралии. Блай оценивал и этот вариант. Он знал, что английское правительство направило туда специальную военную экспедицию, чтобы основать колонию для осужденных в Англии преступников. Но уверенности в том, что колония основана и там можно рассчитывать на помощь и попасть на судно, идущее в Европу, у Блая не было. И он из двух зол выбрал третье: взял курс на остров Тимор.

Для такого решения нужно большое мужество и уверенность в себе. А также сильное чувство мести. Именно в нем, как нам кажется, и черпал капитан Блай и мужество, и волю, и силы.

В этом тяжелейшем плавании на шлюпке Блай установил тот же порядок, что и был на «Баунти», не опасаясь очередного бунта: железная дисциплина, вахты, непрерывный труд. И сам во всем был примером моряка и джентльмена. А джентльмен – прежде всего, человек долга. Даже в этих жутких условиях Блай педантично вел судовой журнал, проводил необходимые астрономические наблюдения