Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - Алексей Меняйлов

Как уже говорилось выше, природа страстной любви такова, что для её возникновения жертве достаточно «раскрыться» в некрополе достаточной силы, исходящем от любого человеконенавистника, — объясняться же впоследствии в любви могут любому объекту, в момент «зарождения чувства» случайно прикоснувшемуся или оказавшемуся перед глазами. Отсюда, объяснения в любви самому индуктору некрополя есть не более чем частный случай. Роль человеконенавистника может сыграть толпа (сумма малых некрополей), поэтому не случайно «влюбления» происходят на балах (Ромео и Джульетта, Наташа и князь Андрей), на комсомольских собраниях, на попойках или в переполненном вагоне метро. Очевидно, что для возникновения «ответного чувства» у контробъекта необходимы симметричные психоэнергетические обстоятельства. Таким образом, предпосылкой для возникновения страстной любви общераспространённого типа является объективная ненависть, проистекающая, скажем, из клановой вражды (например, те же Ромео и Джульетта). Возможны и другие варианты: классовая ненависть, национально-религиозная нетерпимость, пребывание по разные стороны от рождения свыше.

Поскольку непременное условие страстной («большой») любви — подсознательная ненависть между двумя влюблёнными, то значимость партнёра определяется исключительно мощью этого к нему чувства. Однако «любовь», построенная только на ненависти, вовсе не обязана быть продолжительной — она вполне может закончиться первым соитием: когда в постели партнёры подставляют друг другу незащищённую глотку, согласитесь, логично в неё вцепиться зубами сразу. Что подчас и происходит — загляните в криминальную хронику. Можно убить и символически — просто объект убрать из поля зрения, отвернуться или спровоцировать его к распаду взаимоотношений — и горько после этого рыдать. Подобные ситуации (на самом деле — оставшиеся травмы) часто воспеваются эстрадными певичками.

Для продолжительной же страстной любви необходимо также наличие факторов противоположных — связывающих. Только в таком случае возникает некоторое устойчивое равновесие противоположно направленных сильных чувств, равновесие, подобное тому, которое составляет комплекс кастрации: с одной стороны, привязанность дочери к матери как кормилице, с другой — ненависть к ней как к более удачливой сопернице.

В сущности, комплекс кастрации и является наираспространённейшим материалом для поддержания страстной любви в тлеющем состоянии — для затяжного её течения объекту достаточно ассоциироваться с кем-то из родителей. Скажем, один из пяти сыновей Софьи Андреевны получал травму от анальной женщины типа его матери, и собственные раскачивания садомазохистского маятника начинал подлаживать под её то спадающие, то нарастающие волны ненависти и самоунижения. Он то становится перед ней на колени в позу «объяснение в любви», то начинает корчиться от приступов ревности.

Практика показывает, что если уменьшается чувство привязанности (нашёлся объект, который ещё больше похож на ключевой прообраз детства), то это ещё не повод к расторжению отношений; хуже, если исчезает ненависть — вот тогда общего между партнёрами не остаётся ничего.

Таким образом, для всестороннего описания каждого конкретного случая продолжительной (более одного дня) страстной любви необходимо выявить:

1) источник некрополя достаточной силы (один из партнёров, оба, или индуктор был сторонний);

2) причину той ненависти, которую испытывает к нему она;

3) причину его к ней ненависти;

4) причину её к нему влечения;

5) причину его к ней влечения.

Случай Льва Николаевича и Софьи Андреевны прозрачен. Силы некрополя в доме Берсов хватало с избытком: отец был «модный доктор», его мнение испрашивал сам российский самодержец Александр II, причём не только по медицинским вопросам; обстоятельства и детали любовей «модного доктора» (по сути, несколько более жухлый вариант Гришки Распутина) поневоле подводят к мысли о наличии у него некрофилии в узком смысле — влечения к трупам. Мать Любовь Александровна относилась к тому типу женщин, которые были с детьми вечно холодны, никогда не ласкали и умели заставить детей выполнять любую свою прихоть, даже не повышая голоса. И это всё, не считая присутствия самой фуфелы Софочки, в которую влюблялись все поголовно.