Заблуждения убеждений. Услышать зов души в мире, одержимом счастьем - Джеймс Холлис

свободу в 1958-м, начал сотрудничать с религиозной общиной и до конца жизни вел достойную, почти примерную жизнь, даже работал в госпитале. Один из этих двоих когда-то сказал, что хотел узнать, как это – убить человека. Он признался, что не почувствовал ничего нового – остался тем же, кем был раньше. Убийство Бобби Фрэнкса оказалось не просто бесцельным, оно было буквально бессмысленным – чистой демонстрацией нарциссизма.

В недавнем сериале «Грешница» (The Sinner) двое молодых людей тоже испытывали себя на прочность как «высшие существа», демонстративно пренебрегая моралью – включая парочку убийств. В конце концов один из них, смертельно раненный полицейским, умирает в мучениях. Когда полицейского спрашивают, каким был этот юноша в последние минуты, тот отвечает: он был охвачен ужасом. Вот так и заканчивается весь этот ницшеанский «бальзам от страха».

В прошлом месяце я потерял троих дорогих друзей и коллег, с которыми меня связывали годы – еще с детства и школьных времен. Среди них был и мой давний друг Кент. Незадолго до этого, с учетом сомнительных прогнозов по здоровью, имея за плечами восемьдесят лет далеко не всегда легкой жизни, мы с женой решили переехать в дом для пожилых. Это не совсем дом престарелых в привычном смысле: здесь каждый владеет своими апартаментами, может свободно приходить и уходить, посещать лекции, ездить на экскурсии и так далее. Но при этом здесь есть отделение сестринского ухода и центр для людей с нарушением памяти. Сказать, что все здесь просто ждут смерти, было бы несправедливо – это активные, интересные люди с насыщенной карьерой и богатым жизненным опытом. Но я не могу не замечать ходунков и тростей и того, как все сразу начинают волноваться, если сосед не появляется на ужине хотя бы один вечер. Я сказал жене, что нам придется привыкнуть жить среди стариков; она напомнила мне, что мы сами старики, так что пора привыкать. Так что, как говорили старые водевильные конферансье: «Я рад быть здесь с вами этим вечером – я вообще рад быть где-либо сегодня вечером».

В своей классической книге «Отрицание смерти», вышедшей в 1973 году, Эрнест Беккер исследует человеческое поведение как реакцию на парадокс. Животное, осознающее свою смертность и неизбежность конца, при этом обладает способностью противопоставить этому символическую жизнь, которая дает хотя бы какую-то передышку или даже надежду на преодоление смерти. По сути, по мнению Беккера, большинство культур – это сложные, хотя и бессознательные способы, с помощью которых личность или племя может избежать смерти как финальной точки через представления о загробной жизни. Конечно, если загробная жизнь существует, то это все равно уже другая жизнь, а не эта, со всей ее болью и утратами. Как замечает Гамлет, стряхнув тленную оболочку, никто еще не возвращался из той неведомой земли, чтобы рассказать нам, что это за место.

Умение жить в состоянии неопределенности – один из признаков зрелой личности. Любая «уверенность», которую мы обретаем сегодня, рано или поздно будет вытеснена чем-то противоречивым или более убедительным, и нам снова придется рисовать новый план.

Размывание племенных форм веры и символических систем, которые когда-то связывали человека с неким трансцендентным порядком, где обитали боги, усилило уровень экзистенциальной тревоги. Соответственно, современные западные культуры – от модерна до постмодерна – породили бесконечное множество «планов лечения», призванных эту тревогу заглушить. Алкоголь и наркотики сопровождают нас давно, но теперь к ним добавилось круглосуточное, непрерывное поле развлечений, доступных в любой момент. Еще в XVII веке математик и мистик Блез Паскаль заметил, что при дворе придумали шута, чтобы отвлечься от экзистенциальных вопросов и не впасть в уныние. Он назвал это divertissement – «развлечение». С тех пор арсенал развлечений стал куда богаче и изощреннее – прямо пропорционально ослаблению позиций традиционной религии. Вся эта лихорадочная культура, вечно куда-то бегущая и стремящаяся ускориться – на самом деле это бегство от страха смерти. Можно, конечно, последовать совету проницательного спортсмена Сэтчела Пейджа: «Не оборачивайся – вдруг кто-то тебя догоняет»[28]. Но, как напоминает нам Ричард II у Шекспира, далеко убежать все равно не получится:

Внутри пустой короны,

Венчающей нам бренные виски,

Смерть держит двор; шутиха там воссела,

Над властью издеваясь, скаля зубы,

Предоставляя миг нам, чтоб сыграть,

Роль короля, сражающего взором,

Переполняя самомненьем нас,

Как будто плоть, ограда нашей жизни, —

Медь неприступная. Затем шутиха

Подходит и булавкой протыкает

Ограду замка – и прощай, король![29]

Культурный анализ Беккера разоблачает все эти популярные мифы о «хорошей жизни» с ее нескончаемыми отвлечениями, соблазнами и блестящими приманками, превращающимися в своего рода псевдорелигии – гедонизм, потребительство, зависимости. Постепенный уход прежних символических систем под натиском научного метода и эмпирического знания, расширение личного опыта благодаря путешествиям и образованию, выводящим за пределы племени, деконструкция социальных структур, некогда считавшихся либо онтологически заданными, либо установленными свыше, – все это расшатало почву под нашими ногами. В результате пустоту заполняют модные увлечения, тренды, погоня за пустяками. Все эти кажущиеся «свободы выбора» работают как системы управления страхом смерти – своего рода способ примирить желание эго сохранить себя с неизбежностью и непредсказуемостью его конца.

Точно так же Ирвин Ялом в книге «Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти» исследует, что происходит и какие у нас есть варианты, когда мы действительно пробуждаемся и осознаем, насколько хрупка наша жизнь. Он говорит о жизнеутверждающих целях, которые могут возникнуть в противовес изнурительному ужасу. Нам предстоит задать себе вопрос, что для нас действительно важно, научиться дорожить близкими и решиться на те риски, которые неизбежно связаны с подлинными желаниями нашей души.

Мои недавние медицинские испытания – лучевая терапия, химиотерапия, рискованные операции – вынесли этот вопрос на передний план. Я обнаружил, что принимаю свою смерть – в конце концов, какой еще честный выбор остается? Но я также ощутил, как меня захлестывает буря эмоций, связанных с тем, что я оставлю свою жену и уже взрослых детей одних. Кроме того, мне по-прежнему важна моя работа, и я остаюсь человеком ненасытного любопытства – мне хочется знать все больше о живописи, об открытиях в археологии, антропологии, астрономии, не говоря уже о неисчерпаемом мире гуманитарных наук, которые неизменно расширяют мои горизонты и пробуждают новые вопросы. Словом, у меня все еще есть ради чего жить.

Способность жить в условиях неопределенности – важный признак зрелой личности. Любая «определенность», к которой мы приходим сегодня, рано или поздно будет опровергнута или