Шизофрения. История психиатра, оказавшегося на грани безумия - Елена Станиславовна Старенкова

Ознакомительный фрагментврачом, с упоением рассказывала о своей работе. Для нее воздух в этом отделении не пропитан смертью, а наэлектризован. Да, победа не всегда на стороне врача, но зато каждая спасенная жизнь – праздник. Такой градус эмоций не для каждого – уж точно не для меня, я оказалась профнепригодна для онкогематологии. Но знаете, огромный плюс медицины заключается в том, что любой может отыскать в ней свою нишу.

Глава 4

С психиатрией я познакомилась на первом курсе. Точнее, тогда у нас шел цикл психологии, но почему-то преподавал его психиатр, а на пары мы ездили в психиатрическую больницу. Мы не жаловались.

У меня, как и у многих, представление о психически больных людях было в основном сформировано кинематографом, так что боялась я этих пациентов как огня.

Первая пара в психбольнице (кстати, в том самом отделении, в котором я теперь работаю и которое люблю всей душой) для меня стала настоящим стрессом. Чтобы попасть в учебную комнату, нужно было пройти через все отделение.

Сразу бросились в глаза спецзамки. Без особого ключа свободно ходить по больнице не удастся. Следующее, что врезалось в память, – палаты с решетками вместо дверей. Сейчас я знаю, что в такие помещают пациентов, которые опасны, в первую очередь для самих себя. Но тогда… Бр-р! Клянусь, я думала, стоит на секунду расслабиться, как на меня кто-нибудь набросится. Вот она, стигматизация во всей красе.

Наша пара пришлась на время обеда, так что коридор кишел людьми. Покачиваясь из стороны в сторону, на полу сидела лысая женщина. За столами кто-то из обедавших норовил кинуть ложкой с супом в окружающих. В общем, дойти до учебной комнаты для меня было сложно. Страшно!

Нам привели пациентку. Задача состояла в том, чтобы задать ей правильные вопросы и попытаться диагностировать заболевание. Мы еще не умели толком общаться даже с обычными пациентами, не то что с психически больными, так что, задав пару-тройку посредственных вопросов, сдались и замолчали. Преподаватель, а по совместительству врач-психиатр, провел для нас настоящий мастер-класс:

– Лидия Михайловна, как вам погода за окном? Посмотрите, вчера было, кажется, менее солнечно? – обратился он к пациентке, мирно сидящей на стуле и рассматривающей что-то у себя под ногами.

Женщина отреагировала на обращенную к ней реплику, ведь он не спрашивал напрямую о заболевании, а про погоду можно и поговорить:

– Да, знаете, вчера было более пасмурно. Сегодня там, наверное, тепло, и нас поведут гулять.

– А не кажется ли вам, Лидия Михайловна, это странным? – врач явно что-то замышлял.

– Вы тоже заметили? Мало тех жучков, что они мне подсадили, так теперь еще и погода от них зависит! Ну не наглость? – повелась пациентка на провокацию.

На раз-два психиатр сумел подобрать нужные слова и разговорить больную. Женщина успела с нами поделиться, что мошенники вживили ей под кожу жучки и теперь следят за ней повсюду, вкладывают ей в голову нехорошие мысли. Классическая параноидная шизофрения. Это сейчас я знаю, что беседа и наблюдение – два основных метода диагностики в арсенале врача-психиатра, но тогда я была просто поражена.

Казалось, я никогда не смогу так легко и непринужденно беседовать с больными, но именно в тот момент у меня возникло желание научиться так же, как наш преподаватель, подбирать нужные слова, разбираться в чужой душе. Впервые я задумалась: может, психиатрия – это то, чем я хочу заниматься? Впереди меня ждало еще множество циклов, и свое мнение я меняла неоднократно, но уже тогда, на младших курсах, я увидела в психиатрии нечто особенное – то, чего нет ни в одной другой специальности.

Глава 5

Шло время, я продолжала осваивать медицинские дисциплины. Иногда было сложно, иногда страшно, иногда весело. Но все происходящее с пациентами ты, будучи врачом, воспринимаешь словно со стороны. Будто между тобой и болезнями, страданиями и смертями есть стена из прозрачного, но ударопрочного материала. Тебе кажется, что у болезни руки коротки до тебя дотянуться, что у тебя особый иммунитет, защита, профессиональная броня (называйте как хотите) и ты неприкосновенен. Но это не так.

Я училась на третьем курсе, жила с родителями и в принципе не сталкивалась с жизненными трудностями до этого дня. Как сейчас помню, был вечер вторника. Я пришла домой около шести, родителей не было дома. Не вернулись они и через час, и через два. Я уже было начала беспокоиться, как мне позвонил папа:

– Ты дома? Никуда не уходи, я сейчас маму привезу.

Папа всегда был немногословен. Через полчаса родители приехали. Мама плакала, папа молчал. Я аккуратно попыталась узнать, что случилось. Мама лишь ответила:

– Бабушке плохо[4].

Какой бабушке? Как плохо? Спрашивать было неудобно. Внутри все съежилось. Мы вышли с папой на улицу, и он мне все объяснил. Бабушка, мамина мама, умерла. Ночью у нее случился инсульт, утром она просто не проснулась. Я была уверена, что плакать нельзя. Нужно быть сильной. Нужно поддерживать маму. Почему-то мне казалось, что, если я проявлю свои эмоции, маме будет тяжелее, и я твердо решила глубоко спрятать свою боль.

В среду у меня в расписании стояла пара по патанатомии[5] в том же морге, где должно было проходить вскрытие. Я хотела поговорить с врачом, проводившим аутопсию[6], мне важно было узнать, можно ли было избежать такой ранней смерти – бабушке было всего 62. Я обратилась к своей преподавательнице. Она меня перебила:

– На вскрытии присутствовать будешь?

Ее вопрос меня оглушил. Ну как? Как вы можете предлагать такое? Это же моя бабушка! Я промолчала и закрылась в себе.

С патологоанатомом я встретилась на следующий день. Он оказался понимающим человеком и, несмотря на занятость, смог со мной побеседовать и спокойно все объяснил. Бабушка умерла бы в ближайшее время: ее сосуды были изъедены атеросклерозом, а злокачественное течение гипертонии со стабильно высоким давлением просто не оставляли шанса. Она не мучилась. Она даже не заметила своей смерти.

Спустя годы я понимаю, что ничего из этого он знать не мог, но он все сделал правильно, избавив убитую горем родственницу от терзаний совести и чувства вины.

Не плакала я ни на похоронах, ни после. Целый год я жила с уверенностью, что справилась с потерей. Пока однажды днем наш с мамой телефонный разговор не прервали. Мама сказала, что мы договорим позже, и положила трубку.

Знаете, что такое «паучье чутье»? Так обычно говорят о развитой интуиции, но, по сути, это повышенная тревожность,

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---