Одна душа, много воплощений - Б. Л. Уайсс

сталкивается психиатр. То, что Гэри пришел ко мне, говорит, по меньшей мере, о неоднозначности его решения, а также о том, что этот сон его напугал. Возможно, Гэри просто пытался шокировать меня или драматизировал по поводу себя. Тем не менее, его несчастный вид говорил о том, что это желание в нем присутствовало, и я боялся, что у меня нет шанса этому воспрепятствовать.

— Я вынужден вас госпитализировать.

Он остановил на мне свой отсутствующий взгляд.

— Ни в коем случае.

— Вам угрожает смерть.

— Это не угроза, а решение.

— Вы — сами себе угроза. Ведь вы уже говорили мне, что жена пыталась вас остановить. Бьюсь об заклад, что ваши сыновья тоже попытались бы вас остановить.

— Сыновья уехали.

— Тогда подумайте, какой для них это будет шок, какая утрата.

— Они сказали бы, что удачно избавились от меня. Они считают меня никчемным, и они правы. Без меня им будет лучше.

Снова все мои доводы оказались напрасными. Если бы мне не удалось отбить у него это желание, то пришлось бы его госпитализировать. Но, если бы удалось помочь ему увидеть все с другой позиции — увидеть последствия его самоубийства…

— Тогда я заключаю с вами сделку.

Тут он даже вздрогнул.

— Какую сделку?

— Если вы пройдете со мной два сеанса и позволите мне помочь вам, то я вас не отправлю в больницу.

— А если после этих сеансов ничего не изменится, то вы не станете меня останавливать?

Разумеется, это не могло быть частью сделки.

— Давайте просто посмотрим, чего мы можем достичь — сказал я. — Я хочу, чтобы вы посетили будущее.

Погрузив Гэри в состояние гипноза, я велел ему пронаблюдать два пути, расходящиеся от того места, где он был сейчас. Один путь показывал ему последствия самоубийства. Другой был путем позитивного действия, любви к себе и к жизни.

Сначала мы решили рассмотреть первый путь — путь самоубийства. Его глаза тут же наполнились слезами.

— Зачем я это сделал?! Констанс любила меня. Я вижу, как она скорбит даже через много лет после моей смерти. Мальчики тоже скорбят. Каким я был эгоистом, что даже не подумал о них, когда нажимал на курок! Сыновьям пришлось бросить учебу и заботиться о Констанс, когда она заболела. — Он сделал паузу, а затее снова заговорил, и теперь в его тоне слышалось удивление. — Самое странное то, что все они чувствуют себя в ответе за мою смерть. Их гложет чувство вины. Они думают, что могли бы защитить меня от самого себя, спасти меня, если бы приложили к этому усилия. Не могу в это поверить! Ведь моя рука, а не их, нажимала на курок. И Констанс сделала все, что могла. Она умоляла меня. Я не поверил ей и совершил эту глупость.

— В их реакции нет ничего странного, — спокойно сказал я. — Во многих случаях те, кто остался в живых, чувствуют себя в ответе.

Он залился слезами.

— О, как я сожалею об этом, как сожалею. Ведь я не думал…

— Причинить им боль?

— Да. Тогда я испытывал боль.

Самоубийство — это не акт альтруизма. Это — акт проявления гнева или отчаяния. Когда я верну Гэри в настоящее, я обязательно укажу ему на это, но сейчас для него важно как можно больше узнать о будущем. Я повел его дальше — в следующую жизнь.

Он рвал на себе волосы, цепляясь за них пальцами изо всех сил.

— Там стоит человек, приставивший к виску дуло пистолета. Я вижу, как его пальцы нажимают на курок.

— Этот человек — вы?

— Да!

— С дулом у виска, как и было во сне, после которого вы пришли ко мне?

Его тело расслабилось.

— Сон. Конечно. Все так и есть.

— Значит ли это, что вы хотите убить себя?

— Да. Я заслуживаю смерти. У меня — роман.

— Так вы женаты?

— Разумеется. И работаю на своего тестя.

— Но этот роман — не повод для самоубийства.

— Вы не понимаете. Если моя жена узнает, то она расскажет своему отцу, и я тогда потеряю все — работу, семью, положение в обществе, друзей, уважение к себе. Мне не вынести такого унижения.

— Значит, это тайный роман. Тогда, откуда о нем знать вашей жене?

— Потому что моя любовница написала ей письмо, в котором всё рассказала. Видите ли, моя бывшая любовница была вне себя, когда я порвал с ней, и это ее письмо было актом мести.

— Но роман закончился. Вы его прекратили. Почему бы не признаться в этом жене и не извиниться перед ней, пока она не получила это письмо? Со временем она простит вас, и даже, возможно, не расскажет своему отцу.

— Исключено. Она никогда не любила меня так, как она любит его. На самом деле, мне кажется, что она вообще меня не любит.

— Поэтому она будет рада, если вы себя убьете?

— Для нее это будет праздник, на который она пригласит своего отца и своих друзей.

Его горечь оставалась такой же сильной.

— Не кажется ли этот сон вам знакомым? — спросил я.

Этот вопрос насторожил его. Немного подумав, он нерешительно ответил:

— Вы имеете в виду, не повторяющийся ли этот сон? Нет, не думаю. Хотя… — Тут он встряхнул головой. — Нет.

— Вы действительно убили себя?

Он нахмурил брови и погрузился в молчание. Затем, наконец, произнес:

— Не знаю. Не могу увидеть. О, Боже! Я не знаю, что делать.

Вернувшись в настоящую жизнь, он вспоминал свой сон о будущем.

— Означает ли это, что со мной каждый раз будут оставаться старые чувства — униженности и отчаяния?

— А вам как кажется?

— Мне кажется, что я хочу убить себя навсегда. Какова бы ни была моя жизнь, эта тема всегда будет оставаться в ней.

— До тех пор, пока вы не будете готовы извлечь для себя урок, — согласился я. — Это как в греческой трагедии: даже если вы убьете себя сейчас, то все равно вам придется сталкиваться с той же ситуацией снова и снова. Вы не учли один очень важный момент: человек с дулом у виска, которого вы видели во сне и в своем путешествии в будущее — на самом деле не вы, а всего лишь некая часть вас, которой присущи ненависть к себе и склонность к самоубийству.

Он содрогнулся, словно его обдало холодом.

— А что, если пойти по другой дороге? — спросил он. — Что будет тогда?

— Хороший вопрос. Это значит, что вы сможете постигать уроки.

Он находился под гипнозом дольше, чем обычно, возможно, потому что боялся, что второй путь также