Психология достоинства: Искусство быть человеком - Александр Григорьевич Асмолов

Вспомните гениальные фильмы Марка Захарова. Вспомните «Обыкновенное чудо», диалог между главным героем, которого играет Абдулов, и хозяином-волшебником в исполнении Янковского. Волшебник задает вопрос:

– Как ты посмел не поцеловать девушку? Как же ты посмел?

– Вы ведь знаете, чем это кончилось бы.

– Нет, не знаю. Ты не любил ее… Прощай. Я тебе больше не буду помогать. Ты мне не интересен.

Как в жизни часто случается, что мы боимся поцеловать принца или принцессу и скатываемся в русло адаптации, в логику предсказуемости.

Адаптивный человек живет по формуле «подобное – подобным», адаптивное всегда плывет по течению, и мы то и дело попадаем в ловушки принудительных норм поведения. И тем самым сами превращаемся в роботов.

Не исключительно в наш век, а всегда, на каждом витке новые технологии цивилизации по-новому стремятся обезличить человека, превратить в стандартный винтик социальной механики. (Можно заметить, что ведь и раб – прообраз робота.) И чем более тоталитарна общественная система, тем с большей энергией в ней разрабатываются проекты конструирования стандартных винтиков, так называемой социальной посредственности.

Но человеческое начало из века в век стремится пересилить механическое и зачастую, несмотря ни на что, с трудом – всегда с трудом! – умудряется побеждать.

А когда повсеместно рассчитывают прогнозы будущего, анализируют тренды, чертят схемы того, что было в прошлом, и продлевают те же графики в будущее – нас затягивает во власть стереотипов, во власть диктатуры исчерпанного опыта. (Специалистам по анализу трендов иногда так и хочется сказать: «Не тренди!») Если вы вводите себя в колею трендов из прошлого, вы в плену, вам из колеи не вырваться; да, какое-то время вы будете благополучны и адаптированы – но вы прогнозируемы, а потому безнадежно уязвимы.

● 

Понимать будущее смогут лишь те, кто сам верит в свою способность в чем-то это будущее изменять. Нам поможет не «анализ трендов», а готовность двигаться против течения и увязывать на своем пути те линии мышления, которые прежде были разнесены по полочкам отдельных наук и автономным сферам культуры и культурологии.

Здесь перед нами намечается образ той складывающейся «странной науки» ХХI века, где самые значительные достижения возникают на гребне тех исследований, что проводятся на стыках разных наук и очень разных методологий.

ГЛАВА 4

Антропология будущего и голос детства во времена недоверия

В каждом взрослом живет голос детства. Он может звучать громко или тихо, грустно или радостно. Но на какой-то глубине он звучит непременно. И лучшие искания путей между мирами детства и мирами взрослых принадлежат тем, кто отваживается расслышать голоса детства в своем сознании и в многоголосице общества.

Голоса детства звучат из уст писателей, психологов, педагогов, учителей, которые во времена недоверия вопреки всему говорят о непреложности тяжелого труда доверия. Голоса детства прорываются сквозь эзопов язык игр и сказок, лишь кажущихся суверенными территориями детства. Они перекатываются по футбольным трибунам и школьным дворам, помогая постичь и принять правила беспорядка в детской и подростковой субкультурах, раскрыть секреты социальной психологии детства.

И они, эти голоса, доказывают, что наука о детстве – взрослая наука. Она нужна взрослым не меньше, чем детям. Особенно теперь, когда оказалось, что взрослые на равных вместе с детьми решают подброшенную новым веком старую задачу «Пойди туда – не знаю куда…»

Быть может, детство – первая и главная Родина каждого человека, куда нет-нет да и возвращаешься мыслью, чувством и воспоминанием, когда хочешь разрешить извечные вопросы: «Кто ты такой? Ради чего появился в этом мире?».

А может быть, детство – это банк конкурирующих программ будущего развития человека и человечества, в которых причудливо переплелись прошедшие проверку биологической эволюцией генетические программы; выстраданные историей программы и социальные утопии культуры; образовательные программы спорящих друг с другом учителей; полные ожиданий проекты родителей, часто мечтающих увидеть в детях свершение своих несбывшихся надежд; жизненные программы растущей личности, которая порой, разбивая все предначертанные прогнозы и пророчества, строит свою неповторимую судьбу?..

А может быть, детство – это школа, та школа, в которую учителям приходится ходить всю жизнь. И когда утром слышишь: «Не хочу вставать. Не пойду в школу», то эту фразу с близким чувством произносят и ученик, и… директор школы. Разница лишь в том, что и учитель, и директор, в отличие от ученика, навеки приговорены к испытанию детством.

Прикасаясь ко всем этим и многим другим тайнам детства, невольно вспоминаешь строки:

Шалтай-Болтай

Сидел на стене,

Шалтай-Болтай

Свалился во сне.

Вся королевская конница,

Вся королевская рать

Не может

Шалтая,

Не может

Болтая, <…>

Шалтая-Болтая собрать!

И педагоги, и психологи, и врачи, и писатели, и дети оказались в положении королевской рати, которая не может взрослое детство и детское детство собрать…

Как же быть в этой ситуации?

Нам потребуется особое измерение, в котором люди разных профессиональных цехов приобщаются к искусству разговора о детстве на языке человеческой культуры и ищут пути к пониманию детей, друг друга, самих себя. Ведь детство во все времена и во всех странах является своего рода заповедником, который в будущем станет основой и здравого смысла, и профессиональных знаний.

● 

Получается некая странная наука для всех – всех тех, кто считает детство своей родиной. Кто в любые эпохи и при всех властях смеет, хочет и может быть человеком и интересоваться людьми.

В 1920-е годы попыткой такой науки была педология, поставившая своей задачей изучение целостного развития ребенка и утверждавшая, что психология ребенка может быть понятна только как психология развития личности. В 1930-е, как известно, она была разгромлена.

В наш век я надеюсь, что открытым пространством для насыщенного взаимодействия наук о человеке может стать антропология, которую энциклопедический словарь определяет как «совокупность дисциплин, изучающих человека, его физическую и психическую организацию, социальную деятельность и культуру».

В массовом сознании антропология находится где-то недалеко от археологии: что-то ретроспективное, в лучшем случае способное объяснить логику уже произошедшего.

Важно показать другой образ антропологии: антропологии будущего, которая во многом переплетена с антропологией детства.

Стоит сместить фокус массового восприятия: показать путь интеграции наук о человеке, конструирующих образы будущего в эволюционирующих системах. В фокусе внимания – человек в меняющемся мире, неопределенность которого возрастает. Как сегодня подготовиться к завтрашним вызовам, которые мы и представить себе не можем? Как спрогнозировать реакцию общества на проблемы, о которых пока ничего не известно? Для исследования таких вопросов в 2019 году мы с