Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни

человека включается чувство вины, а я становлюсь козлом отпущения. — Я нахмурилась, ощутив подступившее к горлу негодование, и дерзко взглянула на Эверли. — Но, знаешь, я больше не собираюсь это терпеть.

— Что именно? — спросила она.

— Не собираюсь быть невидимкой, — продолжила я, чувствуя, как раздражение усиливается. — Нет, правда. Почему я должна прятаться за «маской здравомыслия»? Я, между прочим, куда нормальнее прочих. — Я указала на мерцающие внизу огни Лос-Анджелеса. — Вот где ненормальные. Знаешь, сколько там психов? Знаешь, сколько людей отрицают свои темные позывы? Ведут себя так, будто социопатия — отвратительная болезнь, к которой они сами не имеют отношения. Обзывают социопатками школьниц, которые не ведут себя как все, а втайне им завидуют, хотят быть на них похожими! — Я повернулась к Эверли и усмехнулась: — Да, я социопатка, но я, по крайней мере, это признаю. А они? — я снова указала на город. — Они не имеют права судить. Так же как не имеют права судить о депрессии, тревожности или ПТСР. И знаешь почему? Потому что я, блин, не тест Роршаха! Я не позволю проецировать на себя чужие проблемы. Я не для того живу, чтобы воплощать чью-то безумную интерпретацию любви! Только потому, что кто-то решил, что другой интерпретации быть не может.

— Но в мире не одни психи, Патрик, — возразила Эверли. — Веришь или нет, в мире есть люди, которые действительно тебя любят. Вот я, например. Или Дэвид.

Я посмотрела вниз и задумалась над этим несомненным фактом, на миг засмотревшись на искристое отражение луны в воде.

— Я знаю, — согласилась я. — В глубине души я чувствую, что ты меня любишь. И Дэвид. — Я беспомощно пожала плечами. — Но он отказывается принимать меня такой, какая я есть.

— Ты вроде говорила, что Макс принимал тебя такой, какая ты есть, — заметила Эверли. — И все равно у тебя с ним ничего не вышло.

— Потому что он принимал только мою темную сторону, — ответила я и вытянула руки. — Смотри, Дэвид находится на самом краю «хорошей» части спектра, а Макс — на краю «плохой». А мне нужно что-то среднее.

Эверли растерялась:

— И что же это?

— Я. — Я замолчала, осознавая всю важность своих слов. — Я социопатка, — продолжила я, — и я нахожусь в середине этого спектра. При этом всю свою жизнь я зачем-то ориентировалась на людей, которые социопатами не являются, считала их своим компасом. — Я покачала головой. — Сначала я хотела быть «хорошей» ради мамы. Потом — ради Дэвида. Эта стратегия всякий раз не срабатывала. — Я сделала медленный вдох. — Реальность же заключается в том, что мне нужно захотеть стать хорошей ради себя самой. Я должна захотеть делать здоровый выбор, разглядеть в этом пользу для себя, а не поступать так потому, что кто-то другой меня к этому подталкивает.

Я повернулась к Эверли спиной и опустила голову на край бассейна. Уставилась на гигантский бетонный блок, которым заканчивалась одна из стен дома, и вновь подумала о Ротко и его экспрессионистских цветных полотнах.

— Ты все верно подметила. С Дэвидом я одна. С тобой — другая. А все остальные вообще меня не замечают. Это должно прекратиться. Я должна принять себя и быть со всеми и всегда одинаковой. Я всегда должна быть собой. Лишь так в моей жизни установится порядок. — Я замолчала и добавила: — Лишь так я смогу впустить кого-то в свою жизнь.

Я снова посмотрела на воду и поняла: будет трудно полностью отказаться от невидимости. Мое существование было отчасти основано на моей способности мимикрировать. Благодаря невидимости я получала неограниченный доступ к людям, местам и приключениям — талант, ради которого другие многим готовы были пожертвовать.

В голове закружился калейдоскоп воспоминаний. Шероховатые кирпичи в подземном тоннеле, вид с балкона заброшенного отеля. Я улыбнулась, вспомнив шерстку Самсона, его голову у себя на коленях в один из дней, принадлежавших только нам двоим. Ночи, когда в чужих колонках надрывалась труба Майлза Дэвиса, а я неслась по кочкам в Лорел-Каньон. Я закрыла глаза и призвала чувство благодарности — за то, что никогда не боялась долгого и абсолютного одиночества и не брезговала примерять чужие платья. Моя жизнь была поистине необыкновенной. Неортодоксальной и необыкновенной.

— И когда планируешь начать? — лукаво спросила Эверли, прервав мои размышления.

— Завтра, — выпалила я и пропела строчку из песни «Джейнз Аддикшн»: — «Завтра уходим в отрыв!»

Эверли рассмеялась.

— У меня для тебя новости, — сказала она, — завтра уже наступило.

Я ухватилась за край бассейна и хитро улыбнулась:

— Тогда пора начинать.

Эверли расхохоталась и толкнула меня в бассейн. Я ушла под воду.

Уже под водой я поняла, что не успела задержать дыхание. Это чувство давно стало для меня привычным. Вода накрыла меня с головой и попала в глаза, затуманив вид на город. Искусственный ландшафт еще разок вспыхнул перед глазами, его края полыхнули и медленно померкли в подводной мгле, пока и от них не осталось лишь смутное воспоминание.

Эпилог. Современная любовь

— Тетя Патрик! — позвал меня мальчик. — Можно задать вопрос?

С описанных в книге событий прошло больше десяти лет; я приехала к сестре на День благодарения. Мы только что поужинали, и мой племянник Харрисон зашел в столовую и сел рядом со мной. Он с любопытством смотрел на меня, а его глазки хитро поблескивали, точь-в-точь как у Харлоу в детстве.

— Не знаю, — поддразнила его я, — а ты умеешь?

Он нахмурился; тонкие каштановые волосики вуалью падали на лоб.

— Эй, — саркастически произнесла я, — я не буду ждать весь день!

— Ждать чего? — спросила Харлоу. Они с ее мужем Гибсоном присоединились к нам. Она села на соседний стул и взяла мой бокал с вином.

— О чем толкуете?

— Хотела бы я знать, — ответила я. — Твой сын хочет меня о чем-то спросить.

— Вот как, — сказал Гибсон.

Харрисон смущенно улыбался и соглашался смотреть на меня лишь краешком глаза. Он чуть-чуть повернул голову.

— Тетя Патрик, — проговорил он, робко поглядывая на мать, — это правда, что вы воришка?

Я в притворном шоке раскрыла рот и прижала руку к груди:

— Воришка? — Я усадила его к себе на колени. — Нет, дорогой, я не воришка. Но я часто вру, — шепнула я ему на ухо достаточно громко, чтобы сестра услышала.

— О господи, — фыркнула Харлоу и отпила вина. Закатила глаза и бросила на меня многозначительный взгляд. Харрисон захихикал и слез с моих коленей. — Все твоя статья, — объяснила она. — Все только о ней и говорят.

Я написала статью для «Нью-Йорк таймс» под названием «Мой муж женат