Я никогда не - Малика Атей

Все ли приглашенные идут на свадьбу, желая обеим сторонам счастья?

Конечно, существуют условно порядочные люди, понимающие доброту как попустительство, которым и в голову не приходит, что можно вообще-то плохо относиться к любому из участников торжества и что было бы гораздо человечнее пророчить не подходящим друг другу молодоженам одни беды, чем желать им счастья.

Боту погубили собственные стандарты. Она могла с успехом провести одну из тех ужасных свадеб, на которых нет ни одного гостя, который бы догадался, что свадьба ужасна, но в этом случае надо было не звать школьных подруг, а не звать школьных подруг – значить расписаться в их отсутствии, что в целом значило бы – до сих пор Бота не идеально жила жизнь.

Она пригласила нас в последний момент, за полторы недели до торжества. Любопытство перевесило все: мы согласились.

– Я до последнего не верила, что он на ней женится. – Гигантский подарок закрывал Анеле все лицо, и казалось, что это говорит белая коробка с розовой лентой.

– А я с самого начала поняла, что так оно и будет, – ответила я ей довольно мрачно. – Они ведь так друг другу подходят, – добавила я, вспомнив о присутствии Юна, которого я плохо знала, и Ануара, которого не знала вовсе.

Карим улыбнулся:

– Мне одному послышалась ирония?

– Одному, – серьезно сказала Бахти, стряхивая пепел. – Мы все очень рады, что Айдар встретил Боту.

– Аминь. – Я слегка склонила голову.

– Сегодня будет весело. – Ануар балансировал на бордюре, перенося вес с пяток и обратно.

– О эта многозначительная улыбка. – Юн поднял брови.

– Мне кажется, или капает? – Бахти с интересом посмотрела на свою сигарету.

– Видишь, само небо велит тебе оставить эту пагубную привычку.

– Юн, а проще сказать нельзя? – Бахти ненавидела, когда ей пеняли на курение.

– Слушайте, а действительно капает. – Холодная дождевая капля коснулась моего плеча.

– Капает? Дождь? Подарок! Капает! – панически завопила Анеля и поскакала внутрь загса быстрее, чем позволяли шпильки.

Коробку мы не покупали и ленты тоже не покупали – все это осталось от упаковки фурнитуры, которая поступила в мое ателье на прошлой неделе. Как только я увидела коробку, я вспомнила о финальной распродаже в «Дин Хоум». «Две подушки за шесть тысяч»^[1], – я позвонила Бахти из магазина. «В «Дин Хоум» все такое красивое», – с сомнением ответила Бахти. «Зато некачественное», – успокоила я ее.

– Нет, я бы не делал свадьбу в такую погоду. – Юн, нахмуренный, нюхал воздух. Становилось все пасмурней и холоднее, и надежду, что только утром так, а днем распогодится, сдувало ветром.

– Ага, позвонил бы сотне-другой гостей и перенес на завтра, – усмехнулась Бахти. – По идее, лучше двадцатого сентября и представить себе нельзя. Должно было быть тепло.

– Свадьбу надо делать строго в августе, – сказал Ануар.

– Свадьбу вообще не надо делать, – ответил Карим. – И замуж выходить, и жениться надо как можно позже.

– Если мы все еще ведем речь об этой невесте, то нет, она не слишком поторопилась, – сказала я негромко, и все невольно бросили взгляд в сторону Боты, она стояла в отдалении к нам в профиль. Платье с завышенной талией подчеркивало ее живот, накидывая пару месяцев сверху.

Организатор свадьбы загнала нас внутрь: скоро начиналась регистрация.

Мы смотрели с плохо скрываемым разочарованием со второго этажа на первый, где Айдар то и дело наступал Боте на платье. Парадные и с постными лицами, мы выглядели так, будто пришли на полусвадьбу-полупохороны: худенькая Бахти в смокинге, я в алом платье от Оскара де ла Ренты (сначала мне показалось, что я перестаралась, но потом многие стали расступаться, давая мне пройти, и я поняла, что перестаралась настолько, что уже не сама выгляжу слишком роскошно, а другие выглядят недостаточно хорошо), Анель с цветами в волосах, в платье цвета домашних меренг.

– Этот неловкий момент, – прошептала Бахти, – когда гостьи на свадьбе красивей невесты.

Я с удовольствием расправила складки на платье и ответила ей, что нельзя указывать на физические недостатки человека, это все аукается.

– Глаз выбьют? – переспросила Анеля.

– Нет, дочь с толстой шеей родится.

– Хорошо, – сказала Бахти, – я не буду говорить, что она беспородная, мелкая, неудачно выкрашенная в рыжий и у нее нет профиля…

– И стиля…

– И приличного визажиста…

– Да, и парикмахера тоже. Нельзя так нельзя. А можно говорить, что она недалекая, убого-тупая, невоспитанная колхозная прошмандовка?

– Ты же не хочешь, – Анеля пыталась не ржать, – чтобы у тебя родилась такая дочь? Вот и не говори.

– Не буду, – вздохнула Бахти.

– Ни в коем случае не говори, – я убрала белую ниточку с пиджака Бахти, – что у нее нет носа.

– Даже не думай, – подхватила Анеля. – Какие вы злые, девочки. Может, она стала неплохим человеком.

– Или богиней секса, – предположила Бахти.

Мы перегнулись через перила и вперились в невесту.

– Не-а, – я выпрямилась, – это вряд ли.

– Неужели он не мог найти другую богатую девушку? – в энный раз спросила Анеля.

Не то чтобы Бота не была завидной невестой, но сначала она ужасно долго была лиственницей, а потом оказалась сущим бревном. Бота располагала чудесным приданым (Бахти, узнав его размеры, сказала, что сама бы на ней женилась и сделала бы ее счастливой), но у нее не было ни мозгов, ни сердца, ни намека на достоинство, ни, вследствие первых трех пунктов, других женихов, помимо Айдара. А еще у нее напрочь отсутствовал вкус, совсем от слова вообще, что затрудняло поиск парней и мешало достойным молодым мужчинам узнать ее поближе, а именно узнать, чья она дочь, – вместо фамилии отца у нее было старое, как обивка в сельском автобусе, имя деда.