Хозяйка поместья с призраками - Алекс Ривер

Алекс Ривер

Хозяйка поместья с призраками

Глава 1. Наследство с сюрпризом

Сознание вернулось к Анне неохотно, будто продираясь сквозь густой, липкий сироп. Первым пришло обоняние. Пахло пылью, старым деревом, сладковатым запахом тления и… конским потом. Хотя конский пот она в последний раз могла унюхать только три года назад на первом и последнем уроке верховой езды. Потом слух: где-то далеко каркала ворона, скрипело колесо, а прямо над ухом чей– то тонкий, испуганный голос твердил: «Барышня? Барышня Анастасия, очнитесь, умоляю вас!»

Она застонала и попыталась приподнять веки, которые казались неподъемными. Последнее, что она помнила, – ослепительный свет фар грузовика, несущегося на нее, и ее же собственный беззвучный крик. И еще – старый каталог IKEA, который она листала в кафе, выбирая прообраз того комода, который идеально впишется в новую спальню в только что приобретённой квартире. Ее собственной квартире, впервые за тридцать пять лет ее жизни. Сама IKEA давно покинула их пенаты, но можно было заказать распил и сборку по собственным чертежам, а сдержанный скандинавский стиль Анне очень нравился. Ирония судьбы оказалась потрясающей: ее жизнь оборвалась на пике раздумий над выбором между «Мальмом» и «Хемнесом». Или так ей, по крайней мере казалось. Ведь были же белые полоски перехода, свет фар и удар… после такого разве выживают?

Наконец удалось открыть глаза. Над ней склонилось бледное, испуганное личико курносой девушки, обрамлённое цветастым платком. Глаза, огромные, как у лесной мыши, смотрели с неподдельным ужасом.

– Слава всем святым! – девушка вздохнула с облегчением. – Вы меня так напугали!

Анна медленно села. Голова закружилась. Она сидела на чем-то твердом и тряском. Оглядевшись, девушка поняла, что это телега. Старая, разбитая, запряженная тощей клячей, которая с тоской жевала жухлую траву на обочине. По обе стороны от дороги тянулся лес – не дружелюбный сосновый бор из подмосковской зоны отдыха, а нечто первобытное, густое и темное. Воздух был непривычно чистым и холодным.

– Где я? – хрипло спросила она и тут же закашлялась. Голос был не ее.

– Как где? Почти у цели, барышня, – затараторила девушка, помогая ей выбраться из телеги. – Вон уже и башенки Вороновой Усадьбы виднеются. Еще чуть-чуть, и доедем.

Анна беспомощно оглядела себя. На ней было какое-то темное, поношенное платье из грубой ткани, а поверх – нелепый штопанный плащик. Ее собственные ухоженные руки с маникюром превратились в тонкие, бледные пальцы с короткими, почти под корень остриженными ногтями и следами застарелых мозолей. Волосы, уложенные утром у мастера, теперь тусклой каштановой гривой спадали на плечи. Каштановой? У неё же высветленный блонд!

Это не было сном. Слишком уж все казалось осязаемо, слишком пахло навозом и прелью.

– Лилия, я же тебе говорил, что она спит, – раздался сзади робкий голосок.

Анна обернулась. В телеге, на узле с пожитками, сидел мальчик лет десяти. Худенький, бледный, с такими же, как у нее теперь, каштановыми волосами по плечи и большими серыми глазами, в которых читалась смесь усталости и тревоги. Он прижимал к груди потрепанную книжку.

– Ох, Мишель, так кто б знал-то? Барышня ж как мертвая совсем лежала, – отмахнулась Лилия, но сама смотрела на Анну с опаской.

Мальчик. Брат. Имя выскочило из глубин чужой памяти, как щелчок переключателя. Анастасия. Ее зовут Анастасия. А это – ее младший брат Мишель. Они сироты. И они едут в свое родовое поместье в… Дельборо? Где это вообще? До которого, судя по всему, никому не было дела лет двадцать. Дождливые московские улицы уже подергивались расплывчатой дымкой, становясь больше похожими на сон, чем на реальное прошлое и уступали место темному холодному камню Нитридана – столицы островного Кватрига, где, судя по всему, прошла безрадостная юность Анастасии, которую теперь почему-то заменила Анна.

– Я в порядке, Мишель, – автоматически сказала она, и голос ее прозвучал чуть увереннее. – Просто… укачало.

Мальчик кивнул, недоверчиво сморщив нос.

Лилия, видя, что «барышня» более-менее пришла в себя, принялась уговаривать лошадь тронуться в путь. Получалось у неё это не слишком хорошо – Анастасия «вспомнила», что девушку взяли в дом фон Хольт семилетней сиротой, и только поэтому она, единственная из всех слуг, ещё не покинула госпожу. Но она никогда не правила экипажем или телегой – скорее мыла да убирала, а в последнее время еще и готовила для оставшихся у неё «господ». Телега со скрипом и стуком покатила по разбитой дороге, и вскоре из-за поворота открылся вид на «наследство».

У Анны, архитектора по профессии, перехватило дыхание и задёргался правый глаз.

Воронова Усадьба была… руиной. Прекрасной, живописной, но едва ли пригодной для жизни. Строение в стиле угасающего романтизма – когда-то белый, а ныне покрытый серой плесенью и подтеками известняк, островерхие крыши с провалами, стрельчатые окна, часть которых была зияющими дырами, а часть – заколочена гнилыми досками. Одна из тех самых «башенок», что виднелась с дороги, вообще лишилась верхушки, и из нее росла чахлая березка, словно символ победы природы над человеческим тщеславием. Фасад украшала искусная резьба, но теперь по замысловатым узорам полз плющ, с безразличием могильщика оплетая каменные цветы и ангельские лики.

Перед домом раскинулся парк, вернее, то, что от него осталось: непроходимые косматые заросли ежевики, падуба и боярышника в обрамлении неухоженных буков и тополей, среди которых то и дело угадывались останки фонтана или статуи. Мраморная фигура какого– то усача в плаще и с соколом на руке лишилась головы, и птица смотрела на новую хозяйку с немым укором.

– Ну вот и приехали, – с наигранной бодростью проговорила Лилия, останавливая телегу у скрипучих ворот, которые давно уже не могли никого впустить или выпустить. Решётчатые створы практически вросли в землю.

Анна молча вылезла из телеги. Ноги сами понесли ее по гравиевой дорожке, которая хрустела под ногами битым кирпичом. Она подняла голову, разглядывая свое новое владение. Окна второго этажа смотрели на нее пустыми, слепыми глазницами. В одном из них мелькнуло движение – всего лишь отражение проплывающей в свинцово– сером небе тучи, но сердце екнуло. Где-то с грохотом сорвалась ставня.

«Комод “Хемнес”. Мне однозначно пригодился бы “Хемнес”», – пронеслась в голове абсурдная мысль. Так думают о чём-то совершенно неподходящем в минуту полного отчаяния.

– Какое оно… большое, – тихо сказал Мишель, подойдя к ней и неуверенно