Жестокая любовь мажора - Маша Демина

дурацкие мурашки танцевали на коже чечетку. В животе до сих пор странная тяжесть, а температура тела, даже несмотря на мокрую одежду, достигает неадекватных пределов.

Глупости какие… Я не могу этого хотеть. Я не могу хотеть ни его, ни вообще какого-либо мужчину. Он же убил во мне это. Сделал фригидной. И за последние три года я в этом уже убедилась лично.

Я стала такой эмоционально скудной, что любые сильные эмоции были для меня роскошью. Так какого черта сейчас со мной это происходит? Почему я не могу управлять ни долбаным телом, ни головой, ни сердцем? Почему меня волнует, что обо мне подумал Багиров? И почему его лицо перекосило, когда он бросил взгляд на мой телефон? Неужели он все понял? Господи, да тут бы и дебил все понял. Сначала проклятая детская соска, а потом фото Кирилла на экране моего телефона…

И вместо того, чтобы выяснить это, я сбежала как трусиха.

Но я ничего не могу с собой поделать. Я сразу почувствовала себя рядом с ним не в своей тарелке. И совершенно не знала о чем говорить. Зато он знал. Этим и начал загонять меня в ту самую жалкую версию меня. Позорную, уязвимую и беспомощную.

Но я не такая! Я справилась со всем дерьмом в прошлом, родила замечательного сына, и уже воспитываю третий год его без чьей-либо помощи, за исключением бабы Люси, конечно. Все азы по воспитанию я получила от нее. Ну и заодно из литературы, которую читала взапой. Жаль, что многие советы оттуда на деле оказались не так просты. Лайфхаки бабы Люси гораздо эффективней.

Но только благодаря себе я начала новую жизнь. Потому что я хотела жить. И хочу. И я не должна позволять появлению Багирова делать себя слабой…

Щелчок замка вырывает меня из мыслей, и я вплетаю в мокрые волосы пальцы, только сейчас осознавая, что стою у стены рядом с квартирой Лены.

— Ты чего здесь? — она выходит на лестничную площадку, и мы встречаемся взглядами. — Али-и-ис? Ты в порядке?

Сглатываю вязкую слюну и опускаю голову.

— Я не в порядке, Лен.

— Что случилось? — Молчу. — Боже ты мой, Самойлова, посмотри на меня и скажи, что произошло?!

Я давлюсь удушливым смешком.

Медленно поднимаю на нее взгляд и нахожу в себе силы, чтобы голос звучал ровно:

— Можно я сегодня останусь у тебя?

* * *

Я мою Кирюшу после ужина, который он беспощадно давил руками и которым больше вымазал лицо, чем поел. И, конечно же, он не слишком рад, что я лезу к нему с полотенцем. Поэтому, когда я наконец плюхаюсь с ним на диван, он выворачивается и выбирается из моих рук, капризничая:

— Мама-ська ить! Ить! Качу ить!

Я устало смотрю на подругу, которая все это время наблюдает за моей борьбой с сыном с улыбкой на лице.

— Лен, подай его водичку.

Сидя на подоконнике, она протягивает руку, цепляет бутылочку-поилку и подает ее уже топающему к ней Кирюше.

Он с жадностью высасывает водичку, шумно сопя.

И как только заканчивает, бежит обратно, бросает бутылочку на диван, и, с кряхтением забравшись ко мне на колени, снова начинает капризничать.

— Мама… — канючит. — Осип та-та-та!

Я беру его на руки и, усадив поудобнее, начинаю играть с ним:

— По кочкам, по кочкам…

— Ну и что ты думаешь?

Бросаю взгляд на подругу, прерывая игру с Кирюшей и не сразу соображая, о чем она.

— Не тупи, Самойлова. Ты расскажешь ему о сыне?

Я вскидываю брови, совершенно не ожидая, что после моего рассказа о прошлом она спросит именно это.

— Я не знаю, Лен. — Сощуриваю глаза. — Ты вообще, ничего не пропустила из нашего разговора?

— Нет, — Лена складывает руки на груди. — И поверь мне, я бы больше всего хотела, чтобы Кирюша никогда не узнал об этом уроде, но у тебя дела идут неважно, а твой этот Багиров, как ни крути, его отец. К тому же при бабках. Да, безусловно, он редкостный козел, которому я бы лично врезала между ног. Ты уж извини, но поспорить на девственность и потом изнасиловать… ну это пиздец, Алис.

Я морщусь, покачивая притихшего сына на коленях.

— Ну это было не совсем изнасилование… — я закусываю губу. — Мне нравился он, и я хотела его, просто… все вышло как вышло… — Качаю головой, смотря в никуда. — В тот день я повелась на провокацию, а Багиров был не в себе и пьян…

— О-о-о, ну да, давай мы будем оправдывать этого козла! Ладно, не изнасиловал, а грубо взял силой… Или как ты это хочешь назвать?

Я сжимаю челюсти, нервно дергая пальцем ноги. Вообще, мне не очень нравится говорить об этом с ребенком на руках.

— Я не знаю, Лен, — огрызаюсь. — Но насильники не сожалеют о содеянном. А он пожалел сразу же, как понял, что натворил.

— Что ж ты тогда после встречи с ним бледная как смерть? Господи, если бы я знала, кто этот мудак, не дала бы ему номер даже под пытками!

— Послушай! Я не оправдываю его, — шиплю тихо, замечая, что Кирюша уже начал задремывать. — Не оправдываю, ясно? И, вообще, не вижу смысла говорить об этом. Мы встретились — и ничего из этой встречи не вышло. Все. Он уехал. На этом тема закрыта.

— Ага. Смысл сейчас спит на твоих руках.

Лена кивает на моего сына.

— Судя по твоим рассказам, этот Багиров с деньгами. Подай на гребаные алименты!

Я поднимаюсь на ноги и перекладываю сына поудобней.

— Мне ничего от него не нужно. Можешь считать меня дурой… да кем угодно! Но ничего подобного я делать не собираюсь. Возможно… — нервно облизываю губы, — возможно, я сообщу ему о сыне, и если он решит поучаствовать в его воспитании…

Лена перебивает меня саркастическим смешком.

— Ага. Он же белый и пушистый. И обязательно возрадуется этой новости. — Она тычет в меня пальцем. — Будь готова к тому, что первым делом он отправит тебя на тест ДНК! Так какого хрена ждать унижения, когда можно пойти сразу в суд и самой заказать экспертизу, которую ты потом швырнешь ему в лицо! Сама подумай. Ты осталась без работы. Одна с ребенком на руках. Хватит уже строить из себя Жанну Д'Арк!

Каждое слово подруги попадает в меня острым камнем. И я знаю, что наверняка она права. Но… это гребаное НО!

В голове полнейшая неразбериха, и я понятия не имею, как поступить правильно и как вообще поступить!

Хочу ли я связывать своего сына с Багировым, даже если