Волки: Братство порока - Елена Сокол

— А я вчера рано легла спать. Приняла снотворное, и меня вырубило, а утром смотрю — твои вещи на месте, значит, так и не заходила. Когда тебя теперь ждать?

— Мам, я… — По спине Тиль поползли ледяные мурашки, желудок скрутило узлом. — Мам, я перезвоню. Мне пора.

Скинув вызов, она уставилась на экран. Половина одиннадцатого. Что за… Черт! Она проспала занятия! Вот почему за дверью так тихо: ее соседки уже на лекциях в университете. Нужно тоже собираться, чтобы не пропустить оставшиеся часы. Но новая попытка двинуться, отозвалась болью во всем теле, и перед глазами поплыло.

Что за черт…

Тиль поднялась с кровати и чуть не упала. Ноги отказывались ее держать. Откуда такая слабость?

Ухватившись за спинку кровати, она уставилась вниз. Ее колготки были разорваны, ноги перепачканы в грязи, словно Тиль бежала куда-то босиком. А на платье было какое-то пятно, похоже на засохшую рвоту. Оно жутко воняло. Звон в голове мешал соображать.

Что со мной? Что произошло? Как закончился вчерашний вечер? Как я оказалась дома? Она не помнила ничего.

Пошатываясь, Тиль добрела до ванной. Там ее вырвало еще раз.

Заперев дверь, она стала раздеваться.

Синяки — они были повсюду. На предплечьях, плечах, на бедрах. Словно кто-то грубо ее хватал, но, сколько не силилась, девушка не могла ничего вспомнить. Отбросив в сторону то, что осталось от колготок, она осторожно стащила разорванное нижнее белье. Новый рвотный позыв вынудил ее броситься к унитазу.

Ее трясло. От страха, боли, непонимания. От слабости, сковавшей искалеченное тело. Из последних сил забравшись в ванну, Тиль включила воду и разрыдалась.

— Черт, ну, хоть что-нибудь!

Все воспоминания обрывались на том моменте, когда симпатичный парень угостил ее виски. Или чем-то вроде. Она помнила тяжесть бокала в ладони, его взволнованный взгляд, беззлобную улыбку, а дальше всё. Провал.

Что произошло?

Судя по тому, как все болело между ног — худшее.

Стиснув зубы, Тиль опустила голову под прохладную воду.

Небо. Пустое, бездонное. Жуткий холод. Она бежит, бежит, бежит. Легкие горят, ступни деревенеют, уже не ощущая колких камней и вязкой земли.

А что до этого?

Она зажмурилась, пытаясь вспомнить хоть что-то. Хоть какие-то картинки, звуки, запахи. Хоть…

Сердце больно кольнуло.

Их голоса.

Шорохи. Прохлада, сырость, словно она в подвале. Темно. Очень темно. Потому что на ее глазах повязка или мешок, и его никак не снять — ее руки завязаны. И никак не получается пошевелиться.

Тиль заскулила. Всё, больше ничего не удавалось вспомнить.

После ванной она лихорадочно оделась: спортивные штаны, худи с капюшоном, закрывающим лицо, кроссовки. Спрятав разорванное белье и колготки в пакет, Тиль сунула их в карман и выбежала из дома. Двигаясь по улочкам студенческого городка, как в тумане, она проверяла свой телефон. Никаких фотографий, звонков, сообщений. Ничего, что могло дать подсказку.

Как она это допустила? Чем заслужила?

И как же стыдно…

Даже непонятно за что, но стыдно до противного.

Тиль покинула кампус и вышла к реке. Она почти бежала вдоль нее, сама не зная куда. Просто куда глаза глядят. Где липкий страх ее не догонит.

Бежала, постоянно чувствуя на себе злые взгляды прохожих, и потому не поднимала головы. Блестящие после дождя улицы отражали солнечные лучи, влажный ветер путался в волосах. Пугающая темнота словно уже пробралась в нее и не отпускала, все ответы таились в ее голове, но та не спешила открывать воспоминания о том, что причиняло чудовищную боль.

Тиль остановилась у какого-то большого серого здания, куда ноги сами привели ее каким-то непостижимым образом, и медленно подняла взгляд на табличку слева от входа. Полицейский участок. Она коснулась дверной ручки и замерла в нерешительности.

Избирательной кампании отца придет конец.

Ее будут показывать во всех новостях и выставят виноватой. Такой скандал.

Если это выплывет наружу, оно все испортит. Ханс Хаммар будет ассоциироваться только с его распутной дочерью, которая напилась и не помнит, что с ней произошло. Он так расстроится, что и сам не сможет продолжать участие в выборной гонке.

У нее нет на это права. Нельзя. Только не сейчас.

А мама? Она же сойдет с ума от переживаний. Врачи рекомендовали ей держаться подальше от негатива, чтобы не случился рецидив…

— Вы заходите? — Громыхнул над головой мужской голос.

— Нет, — попятилась Тиль, пряча лицо.

Спустилась к набережной и медленно поплелась вдоль реки, размазывая слезы по щекам. Она шла, шла и шла. Так долго, пока силы ее не покинули. А потом опустилась на скамейку и сидела. Неизвестно, как долго. Тиль словно впала в транс. Просто сидела, смотрела на воду, и внутри у нее было так пусто, что, казалось, там воет ветер.

Когда стало смеркаться, она подошла к ступеням, ведущим вниз, к воде, обхватила голову руками и закрыла глаза. Нужно было хоть что-то вспомнить. Запахи, ощущения, звуки. Хоть что-нибудь. Обрывочные воспоминания картинками закрутились в голове, словно в барабане стиральной машины. К горлу подкатила горечь. Трое. Кажется, их было трое…

— Эй, осторожно! — Зазвенел чей-то голос.

И в следующий миг Тиль поняла, что теряет равновесие.

11

Матс узнал ее по затылку. Ему следовало пройти мимо, но что-то заставило остановиться. Новенькая. Тиль. Так, кажется, говорили, ее зовут. Если бы не капюшон, слетевший с ее головы, он бы и не узнал ее сзади. Пшеничные пряди колыхались на ветру, плечи были напряжены. Девушка стояла на середине ступеней, ведущих к воде, и смотрела на реку.

Разумеется, ему было плевать. Никто не вызывал в нем такого интереса, чтобы можно было говорить о симпатиях всерьез, но Матс продолжал стоять и глазеть на нее, не в силах двинуться или оторвать взгляд. Сегодня на ней был спортивный костюм, и это выглядело необычно. Мерцающий матовый закатный свет играл бликами в мутной воде, и с той точки, откуда он наблюдал, ему казалось, что река и небо сходятся воедино у самых ног девушки.

Парень уже хотел пойти дальше, но тут Тиль внезапно обхватила голову руками. Странная, отчаянная поза. Как у тех готических ангелов на здании библиотеки, спрятанных от посторонних глаз со стороны внутреннего дворика. Он сделал несколько шагов в сторону, чтобы увидеть ее лицо. Девушка стояла с закрытыми глазами и как будто шептала что-то кому-то невидимому. Это зрелище очаровывало и пугало. В нем читалась какая-то боль. Отчаяние.

— Эй, осторожно! — Инстинктивно