Василиска 4 - Ольга Анатольевна Чумаченко

не проследила, куда тычет дамочка пальчиком. Оказалось, в её черновик… А там сверху написано, «как много тех, с кем можно лечь в постель…». И такими красивыми буквами. Выделяла же название. Птичек пририсовала. Сердечки.

Ну, да, ну, да, бывают вот такие казусы. Осталось только тяжело вздохнуть и переждать «бурю». Собрала Лиска листки с парты и прижала их к своей плоской груди, на всякий пожарный случай, а то хватит ума у разошедшейся в гневе женщины, схватить её прелесть, скомкать и порвать.

— Немедленно к ректору! — ткнула сари Эмилия пухлой ручкой в сторону двери.

Объясняться белянка не стала. Поняла, что бесполезно. Женщина на взводе, не услышит. И пошла за учительницей под ручку с Рисом и в сопровождении парнишки, что сидел за её спиной. Так и передвигались, словно на прогулке, чеканя благородный неспешный шаг, под усиленной охранной. Наёмники рассредоточились. Лесь шёл чуть сбоку, контролируя всю группу передвижения с детьми. Успел он, как белянка заметила ещё в кабинете, зажать в кулаке связной артефакт для вызова хвостатого хозяина. Так что мельтешение белого нага на горизонте можно было предвидеть. Идан тоже не отходил от неё, контролируя всё пространство по периметру. Даже ревностно порыкивал, когда мужские особи приближались к ней, как ему казалось, слишком близко.

Сари Эмилия не успокаивалась, возмущалась, всё больше и больше привлекая к процессии внимание. Лиске казалось, что женщина специально это делала, громко причитая, как плакальщица на похоронах. Так что пока они дошли до бального зала, являющегося школьным холлом, прибилось к ним любопытных, что из работников, что из учеников школы. Но тем не менее, белянка не заметила ни одного косого взгляда в свою сторону. Наоборот, люди смотрели на конвоируемую девушку с сочувствием и состраданием. Кто-то порывался даже подойти, расспросить о причине конфликта, пытаясь сгладить происшествие.

А в холле оказалась своя процессия. Да такая, что разойтись противные стороны не могли. Два нага возвышались над толпой людей человек так в сорок, по виду и манере большинства из которых было видно, что пожаловали аристократы. Там и лица недовольные, презрительные взгляды, и аксессуары, ну, о-о-очень дорогие, да кнуты на поясах. Двоих Лиска узнала. Лорд Дион, главный столичный целитель и лорд Вардар, столичный законник. Ректор, и вся его приблуда из замов да помов ужами крутились между нежданными визитёрами. И сколько заискиваний было в глазах людей, что аж тошно леди ди Фён стало. Что в её доме, и такое… А ведь их никто не просил являться пред светлые очи всемогущих хозяев магического мира. Они прибыли к наследнице Сокола. К леди ди Фён.

Лиска вздохнула, представив, как бы было ей трудно, если бы так они и перед ней лебезили. А-то взяли манеру запугивать беззащитного ребёнка, что её несговорчивость может повлиять на результаты обучения.

Увидев ректора, сари Эмилия словно айсберг ломанулась вперёд. Лиска поняла, что взволнованная дамочка, от своего гнева просто потеряла бдительность. И, видимо, никогда не видела, настоящую элиту высшего общества. И не ожидала такого явления в этой захудалой школе. Поэтому, даже внимания на стоявших людей не обратила. ХодЮт тут всякие! Пф!

Своим немалым весом и такими же внушительными габаритами растолкала она дорогу к ректору-колобку, также выделяющемуся среди прибывших своим рыхлым округлым телом, и постоянно утирающий стекающий по вискам и шее пота. Лиски на ум пришло, что очень он чего-то боится. Прямо трясётся! И как догадывалась, именно проверки.

Лиска закатила глаза на громкие возмущения сари, указывающую пальчиком на неё (а ещё учитель этики?), остановившуюся чуть в сторонке от группы дорогих гостей.

Спинка прямо, шаг от бедра, шла она… Королевишна! Ни один мускул не дрогнул на её лице-маске, не выдал эмоции. Этикет! Будь он не ладен! А самой носом шмыгнуть хотелось. После всего пережитого, что-то в носу засвербело, и в глазах защипало. Ещё и эмоции такие противоречивые загрызли. И посмеяться хотелось, и поплакать из-за несправедливости происходящего. Друзья, спасибо, поддержали.

Шамиль одним взглядом спросил у своего маленького ужика, что случилось? Она слегка шевельнула прижатыми к груди листами бумаги. А вот его гость, до того, как Лиска подошла, забавлявшийся, что так удачно посетил старого друга, перестал ухмыляться, разглядев красоту на скуле девчонки. Змеиный рисунок привлёк внимание и целителя, впился он своим изучающим взглядом в девичье лицо.

Шикнул Шамиль на людей, чтобы они притихли, придавив своей силой, но вот, что интересно ему стало, что никто не убежал, а ведь раньше, стоило ему припугнуть так, люди старались как можно дальше отойти. Вот, что любопытство делает!

— Сари Эмилия, — прошипел Шамиль, обращаясь к женщине, — объяснитесь, пожалуйста.

— Бесстыдница! — опять ткнула сари в его ужика пальцем. — Пишет… всякое. Позор! Да её за такое не просто наказать надо, выгнать из школы.

— Ваша Светлость Василиска леди ди Фён, — обратился папа Шамиль к своей малышке, тем самым представив её, — прочитайте, пожалуйста, что вы там написали.

— Стих, он не мой, я его только переложила с другого языка, — вздохнула Лиска и, прикрыв на секунду глаза, начала его читать. — Как много тех, с кем можно лечь в постель, как мало тех, с кем хочется проснуться…

Как много тех, с кем можно лечь в постель,

Как мало тех, с кем хочется проснуться,

И утром, расставаясь, улыбнуться,

И целый день, волнуясь, ждать вестей.

Как много тех, с кем можно просто жить,

Пить кофе утром, говорить и спорить,

С кем можно ездить отдыхать на море,

И как положено, и в радости и в горе,

Быть рядом, но при этом не любить.

Как мало тех, с кем хочется мечтать,

Смотреть, как облака роятся в небе,

Писать слова любви на первом снеге,

И думать лишь об этом человеке,

И счастья большего не знать и не желать.

Как мало тех, с кем можно помолчать,

Кто понимает с полуслова, с полувзгляда,

Кому не жалко год за годом отдавать,

И за кого ты сможешь, как награду,

Любую боль, любую казнь принять.

Вот так и вьётся эта канитель,

Легко встречаются, без боли расстаются,

Всё почему? Всё потому, что много тех,

С кем можно лечь в постель,

И мало тех, с кем хочется проснуться.

Мы мечемся, работа, быт, дела,

Кто хочет слышать, всё же должен слушать,

А на бегу увидишь лишь тела,

Остановись, чтобы увидеть душу.

Мы выбираем сердцем, по уму,

Боимся на улыбку улыбнуться,

Но душу открываем лишь тому,

С которым и захочется