Тяжесть слова - Екатерина Ивановна Гичко

В-вши-их! Аршавеше тут же сел и сонно захлопал глазами, явно не соображая, где находится. Осмотревшись, муж застонал и опять плюхнулся на траву, подминая меня под себя.

Вернулись мы в деревню уже почти затемно. По горизонту на западе разливалась тонкая насыщенно-алая полоса, а поселение уже расцветили многочисленные фонари. Прямо за воротами высился деревянный постамент, которого, когда мы уходили, не было. Его заваливали охапки цветов и трав, и Аршавеше присоединил наши цветы к этой куче.

– Подношения для местных духов, – объяснил он. – Потом всю эту траву сбросят в яму, где и оставят на весь сезон дождей. Там она перегниёт, и из неё налепят и насушат такие небольшие лепёшки, которые раскидают по полям, ручьям и склонам.

Он умолк и посторонился, пропуская хохочущих девушек с ковшами в руках. Я сперва не обратила особого внимания, что они там несут, но потом в глаза бросилось, что все или почти все женщины ходят с ковшиками.

– Традиция, – загадочно улыбнулся Арш.

На площади уже гудел и смеялся народ, звенели струны цимбал, нежно разливалась в воздухе флейта и бойко гудели барабаны. Наги, оборотни и люди танцевали под мерцающими фонарями и иногда отходили к пышно накрытому длинному столу. Мы с Аршем встали под небольшим навесом, муж ненадолго отлучился и принёс мне что-то похожее на компот. Вокруг царила такая бесподобно волшебная, весёлая атмосфера, что не хватало только сияющих ночных бабочек, чтобы реальность совсем отдалилась.

Площадь окружали бочки, наполненные водой, и мужчины порой игриво плескались в сторону хохочущих девушек и женщин. Я так поняла, что эти самые бочки – символ праздника. И продолжала так думать, пока один из нагов не поднял бочку – бочку, полную воды! – и не опрокинул её на группу девушек. Две из них тут же с визгом убежали, а одна осталась. На неё ахнул весь этот поток под бурное ликование окружающих. Задорно тряхнув мокрой головой, оборотница сверкнула белыми зубами в улыбке и, зачерпнув воду ковшиком в ближайшей бочке, плеснула прямо нагу в лицо. Тот обрадованно отфыркнулся и подхватил её на руки.

Какой-то оборотень возмущённо что-то закричал, но его с хохотом осадили его же собеседники.

– Отец не одобрил поклонника, – объяснил Арш. – Оборотни быстро перенимают чужие традиции и, как нам порой кажется, инстинкты тоже.

Совершенно счастливая и мокрая девушка закружилась в танце в объятиях своего кавалера. Вокруг с визгом и хохотом начались догонялки. Женщины убегали от мужчин, несущихся за ними с вёдрами, но убегали не шибко быстро. Нет-нет да остановятся, посмотрят, не отстал ли, и опять в бег.

Меня настолько заняло зрелище погони за юркой рыжеволосой девушкой, что я совсем перестала обращать внимание на мужа. Смеющаяся девчонка залезла на крышу и оттуда, черпая воду из кожаного бурдюка, поливала мнущегося внизу нага, который всё никак не мог решиться выплеснуть на неё ведро.

Когда поток холодной воды окатил меня с головы до ног, я от неожиданности взвизгнула и, к крайнему удовольствию деревенских, подскочила. Едва ли не зашипела, как котёнок внутри. Резко обернувшись, я увидела довольнейшее лицо супруга и пустое ведро в его руках.

– Ах ты!.. – Я нервно осмотрелась, подхватила услужливо протянутое ведро и под одобрительные выкрики вылила его на Аршавеше.

Он неспешно отёр лицо, сплюнул и взглянул на меня хитрющими глазами.

– Обычай такой – поливать водой любимых. – Муж особенно выделил последнее слово и коварно улыбнулся.

Я растерянно осмотрела его мокрую одежду, полусухие волосы и смущённо закусила губу.

Любимых…

Если бы знала, то вряд ли бы осмелилась поднять на него ведро. Но сейчас, когда дело было уже сделано, я вдруг почувствовала сильнейшее сомнение: а стоило ли мешкать? Может, всё произошло так, как и надо?

– Так что скажет мне моя маленькая жена? – Мой хитроумный муж, заложив руки за спину, склонился к моему уху. – Может, наполнить для тебя ещё одно ведёрко? Или помочь опрокинуть целую бочку?

– Я… нет… не надо, – едва слышно промямлила я.

– Ну же, Таюна, признайся, – искушающе шипел Арш, – ты уже влюблена в меня. Я же вижу…

Крепко зажмурившись, я собрала всю смелость, что у меня только была. Очень захотелось сказать, что да, люблю! И пусть это потом окажется неправдой, пусть я ошибусь, но именно сейчас мне хотелось сказать, что я люблю. Порадовать его. Я распахнула губы, и прогремел гром.

– Что? – Арш вскинул голову, и я вслед за ним подняла глаза на ночное небо.

По чёрному полотну расползлась ослепительно-белая молния, и опять разразился гром. Неожиданно повеяло свежестью, на площади стало тише, и мне послышался будто бы шелест. В следующее мгновение хлынул дождь.

Местные со смехом и визгами разбежались-расползлись в стороны, наполовину опорожнённые бочки забулькали пузырями, стремительно наполняясь. Арш раздражённо смотрел на потоки ливня и недовольно шевелил хвостом.

– Это боги показывают, что любят нас, – попыталась я утешить его.

– Ещё бы их кто любил. Поползли быстрее!

Арш раскинул над моей головой широкий рукав и подпихнул хвостом в сторону длинного навеса, под которым собирались местные. Опять зазвучала музыка, смех стал ещё задорнее, а женщины отложили свои ковшики и с взволнованно горящими глазами окружили стол, за которым старый-старый наг важно разливал какой-то напиток по маленьким цветным пёстро раскрашенным чашечкам. Девушки придирчиво рассматривали их, нерешительно протягивали руки то к одной, то к другой чашке, а когда наконец определялись с выбором, быстро выпивали содержимое и с жадным интересом вглядывались внутрь посуды. У кого-то радостно просветлялись лица, кто-то расстроенно бросал чашку под ноги-хвосты и растаптывал осколки, а некоторые оставались в недоумении и шли за советом к старшим.

– Держи. – Арш протянул мне розовую с красным чашечку, а себе оставил серую с жёлтыми горошинами. – Это гадальные чаши. У нас верят, что в день Полной Воды они могут сказать, что ждёт тебя в следующем году.

Он выпил содержимое и без особого интереса заглянул внутрь. Губы его недовольно искривились.

– Тесса́да? – Чашка полетела на деревянный настил. – Бассаде́шыс![26]

Арш хорошенько хлопнул по несчастной посуде хвостом, а потом ещё и растёр её.

Заинтригованная, я тоже осушила чашу и взглянула на её дно.

– Ши… шуссеа́да’я, – пробормотала я, старательно разбирая знаки, – асисиве́я? Получу… получишь… Что получу? Арш, а что такое асисивея?

– «Асисивея»? – нахмурился муж. – Асишиде́я? Свобода… Что у тебя там?

Он склонился над моим плечом, а я удивлённо прошептала:

– Получу свободу…

– Что? – Лицо Арша изменилось, и он попытался отобрать у меня чашечку. – Отдай!

– Не отдам! Она моя!!! – взвизгнула я, прижимая своё сокровище к груди.

*