Триумф в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

снова выхватить бутылку виски. Я села обратно с ней на колени, а затем сделала еще глоток, из-за которого в бутылке забулькали пузырьки. — Моя мать убила мою сестру. Моя мать. Тот же самый человек, который родил Пенелопу, убил ее, — я сделала еще один глоток. Мальчик не позволят мне опьянеть настолько, что у меня будет отравление от алкоголя, но если я хочу быть измотанной и спотыкающейся, то они будут следить за мной этой ночью. — А теперь я даже не могу…я чувствую словно она навсегда ускользнула из моих пальцев. Мое лицо сморщилось, а лицо Оскара напряглось в редком проявлении сочувствия.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказал он, удивив меня. Он не тот, кто спокойно делится своими эмоциями. — Годами я чувствовал то же самое к своему отцу. Он покончил собой и оставил меня без ресурса, чтобы наказать его. С одной стороны, ты рад, что человек мертв и его больше нет, потому что они настолько разрушили твою жизнь, что ее не возможно исправить. С тем же вдохом ты скорбишь. Следующим вдохом ты в ярости.

На мгновение я лишь уставилась на него, а потом отложила бутылку с виски в сторону и снова поползла через круг. На этот раз я не искала выпивку. На этот раз, я нашла теплый комфорт на коленях Оскара Монтока.

Невероятное в этом то, что я — единственный человек на этой планете, кому разрешено прикасаться к нему вот так, обнимать его, чувствовать его длинные пальцы, запутавшиеся в моих волосах. Он испустил долгий вздох, и хоть я и знала, что он бы он никогда не попросил того, что я не хочу давать, его член налился под моей задницей, и я обнаружила, что потиралась об него.

— Мой список закончен, — сказала я, и пальцы Оскара на мгновение остановились, прежде чем он провел одним по моему носу, затем скользнул им по моим губам, запоминая одним чувством, которого он раньше боялся больше всего, но которое было самым сильным из всех: осязанием. — Он полностью закончен.

— Закончен, — согласился он, поглаживая меня, когда я закрыла глаза и прислушивалась к тому, как остальные парни передавали бутылку виски по кругу. — Иногда, когда ты заканчиваешь что-то настолько важное, это одновременно ощущается плохо и хорошо. Ты хотела бы все еще работать над этим, но ты испытываешь облегчение, что это позади.

Я перекатилась на спину и открыла глаза, чтобы могла посмотреть на него. Он очень осторожно потянулся пальцем вверх к своему ослабленному галстуку и начал снимать его. Сегодня у нас будет секс в этом старом разваливающемся доме. Он знал это. Я знала это. Уверена, остальные парни Хавок знали это.

— Не дай последнему имени в моем списке быть таким…разочаровывающим, — пробормотала я, чувствуя, как дрожали мои руки, когда я подняла их к лицу Оскара.

Этот список был порожден драмой, не так ли? И поэтому он должен выйти из моды с тем же успехом, с взрывом, с искрой, которая горела слишком ярко и слишком жарко, чтобы ее игнорировать.

— Обещаю, — пробормотал Оскар, наклоняясь, чтобы поцеловать меня. — Оно не будет разочаровывающим.

Его рот, острый как рапира, вонзился в мой — так резко и болезненно, что мне казалось, я истекаю кровью, но остановиться не могла. Я жаждала этой боли, потому что она резонировала с моей собственной, напевала ту же мелодию и была выкрашена в те же цвета.

Язык Оскара горячо скользнул по моему телу, затем он отстранился, сел и начал расстегивать пуговицы своей рубашки, в то время как Аарон подполз ко мне, устроившись между моих ног, чтобы стянуть с меня черные кожаные штаны. Они были такими узкими, что ему пришлось спускать их по изгибам моих бедер, по бледным шелковистым бедрам и стянуть их с моих ног.

Татуированный бог надо мной отбросил свой галстук и снял рубашку. А затем Аарон перевернул меня, чтобы я могла смотреть, как Оскар высвобождает свой член из черных брюк. С его татуированной, проколотой пирсингом длиной, покачивающейся перед моим лицом, я ничего не хотела так сильно, как взять его в рот.

Его дыхание вырвалось с шипением, почти как от боли, но он разминал кожу моей головы кончиками пальцев, ясно давая понять: не останавливайся. В то же время я почувствовала тепло рук, побуждающих меня поднять задницу в воздух. Когда я прислушаюсь к этому призыву и сделала, как просил Аарон, то почувствовала, как его горячий рот вобрал мой клитор, язык скользил по моим складочкам, пока я стонала, когда мои собственные губы были прижаты к члену Оскара.

Он продолжил разминать мои волосы кончиками пальцев, подбадривая меня продолжить то, что я делала, пока Аарон скользнул в меня двумя пальцами. Медленно и приятно он трахал меня своей рукой, пока моя голова покачивалась вверх-вниз по члену Оскара.

Виктор был единственным из парней, которого я могла видеть, и он смотрел на меня сверху-вниз, словно владел всей комнатой, словно был подарок, который он когда-либо мог мне дать. Я должна быть благодарна за то, что вот так касалась Оскара, за то, что чувствовала Аарона между моими бедрами. Потому что он единственный, кто мог даровать мне на все это право.

От того, как он смотрел на меня, складывалось впечатление, что если остальные парни были богами, то Виктор — высший из богов, их король, и что мы все принадлежали ему. Я видела это и знала: эти парни принадлежали Вику так же, как принадлежали мне. Сама мысль об этом уколола меня ревностью, но всего лишь на долю секунды. Затем она бросила меня в дрожь, так сильно, что я на самом деле почувствовала себя частью правящей пары.

Моя работа как королевы — заботиться об этих мальчиках так, как им нужно. Итак, пока Виктор поглаживал себя позади меня, с одной его рукой заведенной назад, что поддерживать его большое тело, когда он безмятежно откинулся на пол, я продолжала сосать, облизывать и царапать зубами. Вик выглядел почти скучающим, пока поглаживал себя вот так. Наши взгляды оставались прикованными друг к другу, пока я заставляла Оскара кончить в мой рот, горячие струи спермы дразнили мой язык одновременно с тем, как Аарон толкался в меня, и я закричала.

Я приподнялась на руках, запыхавшись