Другие правила - Валерия Аристова

— А может быть это сын?

Валери покачала головой:

— Нет. Это девочка. Я видела во сне, как архангел Габриель снизошел ко мне и дал мне в руки девочку с золотистыми волосами. Это девочка. Габриель.

— Габриелла Альмасан? — спросила Сафи.

— Габриель де Медин.

— Вряд ли дон Хуан даст ей свое имя.

— Вряд ли в лесах Семиградья узнают, у кого какое имя, — возразила Валери, — но ее имя должно отличаться от моей девичьей фамилии. Поэтому Габриель де Медин, — она помолчала, — ты знаешь, Сафи, иногда мне кажется, что все это было зря... мы не должны были покидать свой замок... Хотя возможно... это было нашим с тобой путешествием. Да, путешествием. А теперь нам надо возвращаться домой. Люди привозят из поездок сувениры, ставят на каминную полку. А мы привезем с собой золотоволосую девочку, как память о наших приключениях. Только жаль, что с Григором Бобриным так вышло. Я доверяла ему. Жаль, что с доном Хуаном мы не смогли понять друг друга. Ему я доверяла больше всех на свете, а он так больно предал меня. Как после такого верить людям, Сафи?

Сафи усмехнулась, жуя ананас:

— Ну уж про дона Хуана не стоит. Мы с мадемуазель Катрин честно предупреждали тебя. Ты сама заигралась. Теперь его ход, и он делает именно тот ход, которым может поставить тебе мат.

Скинув с плеча руку Сафи Валери встала и молча пошла в дом. Ей снова хотелось плакать, только не было слез.

Глава 13

«Прекрасная Елена, отвори же двери Парису», — гласила записка, перекинутая во дворик дома Валери. Записка была намотана на большой камень. Таких записок было множество. Бобрин изощрялся, как мог. Это были и стишки, иногда весьма вольного содержания, признания в разнообразных чувствах, от страстной любви до ненависти и желания убить, всяческие шуточные выражения, смешившие Валери, сонеты и даже целые страницы из популярных романов со сценами любви. Во дворик стало опасно выходить, так как камни летели в любое время дня и ночи. Видимо Бобрин приходил сам или присылал людей каждый раз, когда его посещала какая-то новая мысль.

Валери разворачивала записки, читала, а потом складывала их в большую черную шкатулку. Когда шкатулка наполнилась доверху, она послала лакея в дом Бобрина, чтобы вернуть ему его шедевры. Но это оказалось не так просто. Наутро шкатулка обнаружилась во дворе, перевязанная лентами, но разбитая, а письма частично выпали наружу и часть из них носил ветер.

К письмам добавились цветы. Не каждый цветок, переброшенный с камнем через высокий забор, выдерживал такое испытание, поэтому двор Валери покрылся цветами-калеками. Вместе с цветами появились записки-покаяния. Григор каялся во всем, что могло не понравиться Валери. Вспоминал все свои грехи, даже малейшие, и каялся в них. И, конечно же, поминал добрым словом золотое яблоко. Впрочем, в своем поступке он тоже каялся. Много раз.

— Шут гороховый, — Валери, лишенная удовольствия сидеть в саду, скомкала очередную записку и швырнула ее на пол, — но вот как быть с таким человеком? Филипп хорошо относился к нему, а он же просто невыносим!

Но через минуту она уже смеялась, читая очередной его шедевр.

— Я не могу понять, чем было вызвано расположение Филиппа, — сказала Сафи.

— Просто шут! Но хороший шут, надо признать.

Свой дом Валери покидала, как воровка, боясь попасться на глаза людям Григора. Они с Сафи поехали кататься в Булоньский лес в открытой коляске. Там, в лесу, к ним должен был присоединиться Шабриан, которого Валери тоже не принимала, но который настоял на встрече с нею. Сейчас же они уезжали, приказав подать коляску к углу улицы, а сами надели плащи и вышли через черный ход.

Видимо дом Валери хорошо охранялся, так как Григор Бобрин появился около их коляски практически сразу. Он восседал на белоснежном коне, а в руках держал огромный букет белых гвоздик, говоривших о его чистых и честных намерениях. Подъехав к Валери, он молча вручил ей гвоздики и тут же ускакал, не дав ей вымолвить даже слова.

Выбросить цветы Валери было жалко. Она так и сидела с белым букетом на коленях, когда Григор появился снова. На этот раз он держал в руках ее венец Прекраснейшей. Валери ахнула. Он позаботился выловить диадему из пруда, куда зашвырнула ее Мария де Монпелье.

— Если так продолжится, то до Булонского леса моя коляска не доедет, — сказала Валери, принимая все же диадему, — вы завалите ее цветами и подарками и от тяжести их отвалятся колеса.

Григор глубоко поклонился:

— Я буду делать это до того момента, пока вы не простите меня. Позвольте сопровождать вас.

Этого Валери позволить ему никак не могла. В парке ее ждал Шабриан и она была уверена, что их встреча около ее коляски ничем хорошим закончиться просто не может.

— В другой раз.

Он сжал губы.

— Я знаю, у вас там свидание. Поэтому вы прогоняете меня. Чтобы встретиться с другим.

— Нет. Я просто не хочу кататься с вами. Возможно, я вас опасаюсь. В прошлый раз наша прогулка весьма плохо кончилась. Но если вы уйдете сейчас, я приму вас завтра у себя дома.

Валери видела, что он готов согласиться. Еще бы чуть чуть, и она бы смогла договориться с ним. Еще чуть чуть... Но именно в этот момент из-за угла улицы вылетела кавалькада всадников, среди которых Валери узнала Артура де Монпелье и... Жака де Шатори.

...

Григор Бобрин тоже узнал их. И тут же громко свистнул. В ту же минуту кучер Валери оказался где-то под копытами лошадей, а на козлах сидел Григор, который хлестнул лошадей и коляска рванула с места, понеслась по широкой улице, распугивая пешеходов. Валери и Сафи, не ожидавшие ничего подобного, попадали с сидений, и с трудом удерживались от того, чтобы не вылететь из коляски на полном ходу. Улица же наполнилась вооруженными людьми, которые встали строем между удаляющейся коляской и ее преследователями. Завязалась короткая потасовка, в которой Жак де Шатори и граф де Монпелье потерпели быстрое поражение и вынуждены были смотреть, как коляска с Валери исчезает за поворотом. Коляску нагнали несколько вооруженных до зубов всадников, в том числе