Увольняюсь, Ваша Светлость! - Наталья Варварова

— Неужели ревнуешь? Или, как всегда, делаешь вид?

Мужчина пожал плечами. Он не собирался говорить правду даже под пытками. Их поединок давно вышел за рамки игры.

— Мне нравится то, что он здесь построил. Он прирожденный созидатель. Кто бы мог подумать… Сюда прибывают ангелы и твари, талантливые и не очень, тупые и… в общем, ты понял. И все наблюдают мое величие. Одно дело спалить соседей, а другое заставить их тратить у нас деньги по доброй воле. Сначала магазины, потом казино, потом отель…

— Да, да. Я помню, какой он полезный.

— Ты ее не очаровал. Неужели, действительно, думал, что если девчушка попросит, то я отпущу тебя с ними?

Падший ухмылялся. Он позволил пепельным крыльям раскрыться за спиной. Это почти то же самое, что порхать над открытым огнем. Его собеседницу пернатые крылья только раздражали.

— Верите ли вы в любовь, моя госпожа?

Они оба смотрели на город внизу. В освещении использовались несколько десятков различных цветов и оттенков — от лилового и фиолетового до темно-рубинового. Жилые кварталы и уходящие из столицы дороги, парковые зоны, пригородная застройка — все это с высоты складывалось в цельную пылающую лилию, на которой просматривался каждый лепесток.

Женщина не ответила. Она тоже хранила свои тайны. Или не видела смысла в этом витке разговора.

— Я был в ее родном мире. Общался с ее семьей, устраивал ее дела, чтобы, как вы сказали, ни одной лишней слезы… Это обычная женщина. Самая обычная. В ней нет ничего выдающегося. Я думаю, камень указал на нее, потому что Лилии, которую искало наше божество, не существовало ни в одном из миров.

Она улыбнулась. Лилия внизу сверкала ярче, чем пламя в ее Горнилах.

— Сказка, придуманная богом, перестает быть сказкой.

Он закрыл глаза, словно не желая ни видеть, не слышать. Ударил по стене. Гул заструился к земле.

— Мне нужна свобода. Иначе я не могу творить. Даже интриги не вяжутся ровно.

Она отвернулась от окна и молча двинулась в сторону пустого очага.

— Подожди, — крикнул он. — Разве это не то, чего ты хотела? Тебе всегда мало.

— А ты свободен. Я тебя не держу. Но ты требуешь другого. Запомни, птенчик, чтобы владеть Бездной, сначала покори пламя.

Она ушла. Клятая огненная бесконечность могла не разговаривать с ним веками.

Он ценил свободу, но было то, что значило для него куда больше. Он не умел проигрывать. Сатаниил повернул на пальце призрачную копию перстня, снятого у невесты Конвея, и тоже исчез.

Эпилог. Скачки

Вороная и каурая шли почти вровень. Перес рядом со мной привстал со своего места, а потом не выдержал и вскочил на ноги. Не припоминаю, чтобы дворецкий хоть раз хватал себя за волосы. Ипподром ревел.

Сегодня многие поставили на фаворитов. Однако знатоки были в растерянности. На скачки заявились две лошади из конюшни мэра Конвея. Сэр Эллиот слыл лучшим заводчиком, но у его скакунов не было должного опыта — только выставки и спортивная выездка.

А все дело в том, что Френсис все-таки выпросил у отца разрешение участвовать в скачках на адских жеребцах, и с обязательным условием — вдвоем.

Мы, то есть я, Выш и Перес, заняли отдельную ложу в самом центре. Герцог не позволил нам спуститься поближе к полю. Он опасался, что искры из-под копыт могут вызвать возгорание в нижних рядах, как это уже не раз случалось. Чтобы все как следует рассмотреть, мне пришлось пользоваться биноклем.

Конечно, лошадей, как и номер у всадника на спине, видно и без специальных приспособлений, однако все зрительницы женского пола делали то же, что и я. Прижимали к глазам бинокли и монокли, а то и вовсе громоздкие магические увеличители, подключенные напрямую к транслятору.

Конвей был хорош. Нет, он был бесподобен. Я замужем два года, и все равно не в силах оторвать глаз… Как он похлопывал стеком по голенищу сапога, как жмурился на ярком солнце, как разминал пальцы в удлиненных кожаных крагах. А лосины?

На Земле я была уверена, что обтягивающие штанишки, да еще светло-бежевые, подходят только танцорам балета. Но как же я ошибалась… Его Светлость в костюме для верховой езды — это зрелище, после которого каждой порядочной девушке необходим холодный душ.

Я осознала, что влюбилась в тот самый день, когда впервые увидела Эллиота верхом на лошади. По-прежнему стараюсь посещать их конные тренировки с Френсисом как можно реже. Ведь после надо переделать еще уйму дел, а ничего кроме супруга из головы не идет.

Приложила руки к пылающим щекам. Я снова вынуждена надевать на улицу тончайшие перчатки. Мистер Гривз, перчаточник, вернул меня в список любимейших клиенток и опять поздравлял со всеми праздниками.

Доктора списывали возобновление аллергических реакций на двенадцатый месяц беременности. И Эллиот каждое утро и перед сном исследовал мои кисти. По-моему, это ему, а не мне, пора пить успокоительные капли…

— Великолепен. Он само совершенство, — громогласно заявил Выш, не дожидаясь, чем окончится противостояние двух всадников, которые вели всю группу.

— Да, — согласилась я. — Это точно.

Лепрекон покосился на меня не без недоумения.

— Вообще-то я про Буревея. Чудесный скакун. Родился с травмой, не подпускал к себе седоков, пока к нему подошел юный лорд, — на всякий случай пояснил он.

Еще сколько-то секунд оба коня двигались голова к голове, однако вороной жеребец Конвея на мгновение словно завис в воздухе. Он так и не нагнал соперника, потому что до финиша оставалось не больше одного корпуса.

— Он сделал это! Он смог, да… А я говорил, — размахивал руками вурдалак, отбрасывая зверскую тень с растопыренными когтями.

В минуты волнений он ничем не отличался от всех прочих физических объектов, оказывающихся на пути света.

— Френсис молодец, — поспешила я согласиться.

Мои спутники постоянно намекали, что мне не хватало азарта.

— Я про герцога. Так филигранно проиграть. Никто не заметит, не подкопается. Это карается штрафом и недопуском, если подобным образом попытаться повлиять на исход соревнований.

Досадливо махнула рукой. Скачки — это не мое. Впрочем, все сложилось как нельзя лучше. Заезд подошел к концу, и только один победитель проходил дальше. Это значило, что Конвей вернется к нам и продолжит болеть за сына уже с трибуны.

За два года юный лорд стал куда спокойнее и увереннее в себе. Он все так же обожал