Любовь и ненависть в наследство - Татьяна Аксинина

хвалю. Сразу ухватила суть. Ресторан получит Наталья, а бензоколонку я продал для лечения. Кажется, она хотела наоборот, но мне срочно надо было получить наличные, а покупатель был один. Это не из твоего наследства, заработано позже, у меня была доверенность от Сережи. Но ты не пойдешь на содержание к жениху, и сразу заниматься бизнесом тебе не придется. По брачному контракту ты получишь долю в банке Сломинского, а Гарри – долю в моей земле. С этого ты и будешь получать ренту в ближайший год, причем прямо с момента помолвки. Я все предусмотрел: никто не посмеет тебя устранить: в продаже земли твоя подпись обязательна.

– А меня захотят устранить?

– Не хочу тебя запугивать, но про эту дорогу уже все знают. За этот кусок хищники готовы драться, как крокодилы в Африке. Будем надеяться, что никто не решится. Во-первых, у меня все оговорено в условиях завещания. Любой вид смерти: болезнь, несчастный случай, даже самоубийство – и все отходит в Земельный комитет и причисляется к сельхозугодьям. Пусть конкуренты попробуют снова провернуть такую операцию, как я. Сдохнут, но не смогут. Здесь сработали не только деньги, но и связи. Целая цепь маленьких шагов: с тем поохотился, с другим попарился, с третьим рыбку ловил, с четвертым водку пил. И еще всякие юбилеи, подарки. И еще принцип «ты – мне, я – тебе». Сейчас это даже я не смог бы повторить.

Аристархов умолк, довольная улыбка промелькнула на тонких губах. Но я не дала ему углубиться в приятные воспоминания. Меня беспокоила собственная безопасность.

– А во-вторых?

– Что? А, во-вторых, ты же не одна остаешься: Сломинские заинтересованы в тебе. Они увязли в этом деле по самые уши. Лева будет охранять тебя, как зеницу ока.

– И Гарри готов меня полюбить?

– У него к тебе будет не просто любовь, а любовь с интересом, для брака это важнее. А ты немного похожа на Марианну. Наверное, устала с дороги? Отдыхай. Завтра у нас парадный обед, все соберутся, чтобы познакомиться с дочерью Аристархова. Я утром тебе расскажу обо всех понемногу.

Я поняла, что он устал от разговора, и дала себя увести солидному, как генерал, мажордому, который при последних словах Аристархова появился откуда-то совершенно бесшумно. Я тогда совсем не ориентировалась в доме, меня куда-то привели, сказали, что это мои апартаменты. Появилась девушка, одетая, как в старых фильмах, с темно-коричневое платье с белым воротничком. Темные волосы гладкой прически разделены на прямой пробор и забраны в «шишку» на макушке. «Неужели горничная?» – изумилась я.

– Меня зовут Римма, – она, улыбалась и буквально поедала меня темно-карими навыкате глазами.

У нее на лице все было большое: глаза, нос, рот, зубы. Улыбка у нее была лошадиная, и сама она была не слишком юная. Пожалуй, постарше меня. Фигура тоже была неудачная: верхняя часть тела – удлиненная, а нижняя – приземистая, и ноги коротковаты. Когда я познакомилась поближе со второй женой Аристархова, я поняла, почему она взяла в дом такую непрезентабельную горничную.

– Полина. Очень приятно.

– Давайте я вам помогу, Полина Александровна.

Она показала мне мои хоромы: гостиная, гардеробная, спальня и ванная.

«Это все – мое!» Я была ошеломлена. Разинув рот, я озиралась по сторонам, переходя из комнаты в комнату, запоминая, где открывается бар, какой кнопкой вызывается прислуга, как действует пульт, что куда крутить и на что нажимать в ванной. Цвет и рисунок обоев, портьеры и светильники, настоящие картины, мебель и растения, – все вызывало у меня восхищение.

Какие-то междометия против моей воли слетели с губ.

Римма мгновенно испортила мне настроение.

– Красиво, да? Здесь раньше жила Марианна Александровна.

«Да, в таких хоромах надо родиться, чтобы привыкнуть, – с невольным тяжелым вздохом подумала я. – А я, конечно, здесь неуместна».

– Хотите чаю, кофе?

– Нет, спасибо, только сполоснуться душем и спать.

Римма сноровисто разобрала постель на квадратном ложе, примерно трех-спальной величины. На подушке оказалась шелковая голубая пижама с коротенькими шортиками, безумно кокетливая и сексуальная. Чей это вкус, Гарри или Аристархова? Надо привыкать, но пока я даже перед Риммой не хочу предстать в таком белье. На мои слабые возражения, что я справлюсь сама, она испуганно спросила:

– Вы что, хотите меня уволить?

– Нет, даже не думала!

– А, давайте, я приготовлю ванну с морской солью или с травами?

Но я проявила твердость и выставила Римму.

Я думала, что упаду и усну, но в полутьме (свет выключился сам, когда я села на край постели, и стали видны слабые ночнички в виде голубых звезд, разбросанные по стенам) мысли мои вернулись к разговору с отцом. «Что это? Почему я мысленно назвала его отцом? Я уже привыкла к нему? Он меня уже подкупил всей этой роскошью. Какая же я бесхребетная! Мне точно нужна надежная опора. Какой он, этот Гарри? Сможет ли он меня защитить от тех, кто захочет меня «устранить»? Подумать только! Я совершенно одна в этих всех комнатах».

Мне было жутковато. Самая большая картина висела на стене в ногах постели. Я ее особо не разглядела, но помнится, это был портрет молодой женщины в карнавальном платье с маской в руках. В полумраке лица не видно было, но белая маска, казалось, смотрела на меня черными прорезями глаз. Я встала (свет зажегся), посмотрела на картину: ничего страшного, красивая молодая девушка в розовом бальном платье с декольте на фоне венецианской улицы-канала. Белая маска у нее в руке – не злая, но и не смеющаяся, а просто нейтральная. Картина сделана в силе эпохи Возрождения, так любимой моей мамой, но она явно современная. На всякий случай я проверила замки в дверных ручках всех дверей: налево – в ванную, там тупик, направо – в гардеробную, из которой выход в гостиную. Целая отдельная квартира – фантастика! Переложила подушку и легла спиной к портрету венецианки (свет погас), свернулась на большой постели в маленький клубочек, укуталась в одеяло, еще чуть-чуть побоялась и незаметно заснула.

***

Мне снилось, что лежу в гамаке на нашей крошечной даче, а впереди еще весь отпуск. Проснувшись, я сначала испугалась: где это я? Уж не потеряла ли память? Потом все разом вспомнила и снова закрыла глаза. И так, лежа с закрытыми глазами, погрузилась в легкую дрему, оттягивая неприятный момент включения в новые заботы. Я не боялась проспать. Мой внутренний будильник меня никогда не подводил. Я могла не спешить, вспомнить этот прекрасный летний день во всех подробностях.

Этот день стал перевальной точкой, до которой мне казалось, что никаких особых