Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 - Юй Фэйинь

Тан Лань в ответ лишь провела пальцем по губам, её взгляд был красноречивее любых слов: «Ещё один звук, и я сама верну тебя в клетку».

Они переждали, пока шаги поварёнка не затихли вдали, и снова тронулись в путь. Но теперь Мэйлинь шла, зажав ладонью собственный рот, её глаза по-прежнему были полны возмущения, но уже беззвучного. Они крались дальше, минуя кладовые с провизией, и каждая тень, каждое шуршание заставляло их замирать, а сердца — бешено колотиться. Этот побег превращался в самое нелепое и напряжённое приключение в их жизни, где главными врагами были не стражники, а скользкий пол, собственные платья и непреодолимое желание одной из сестёр громко возмущаться.

Коридор, и без того напоминавший глотку какого-то каменного чудовища, внезапно сузился до состояния щели и вывел их в помещение, которое, казалось, забыл сам Время. Это была кладовая времён основателя династии, а может, и ещё более древняя. Воздух стоял густой, сладковатый от пыли, перемешанной с запахом старой бумаги и тления. Горы свитков, похожие на спящих многоножек, громоздились до потолка, а пол был усеян осколками некогда прекрасного фарфора и поломанной утварью, напоминавшей о былом величии, как кости — о живом существе. В углах висели не просто паутины, а целые гобелены, вытканные терпеливыми паучихами многих поколений; это были почётные медали забвения.

— Фу, какая отвратительная гадость! — прошептала Мэйлинь, с гримасой, будто её заставили понюхать тухлое яйцо. Она с отвращением стряхнула с плеча невидимую, но, несомненно, существующую пылинку. — Здесь, наверное, даже духи живут самые захудалые, безродные и вечно чихающие от пыли. Представляю, как они друг перед другом хвастаются: «А я вчера в этом углу новую паутину сплёл!»

В этот самый момент Сяофэн, пробираясь за Лань с грацией испуганного журавля, задела ногой за какой-то предмет. Это был пустой глиняный кувшин, забытый здесь, наверное, ещё во времена юности их прабабушки. Кувшин с глухим, утробным и, в звенящей тишине, показавшимся им невероятно громким БУМС ом* покатился по каменному полу. Звук его путешествия эхом разнёсся по комнате, словно барабанная дробь, возвещающая о их присутствии всему миру.

Три принцессы застыли, вжавшись в пыльную стену, как три барельефа, изображающих «Вселенский Ужас». Глаза у них стали круглыми, дыхание остановилось. Они ждали криков стражников, топота сапог, света факелов.

Но вместо этого из-за груды хлама донеслось испуганное, тонкое писканье. Затем ещё одно. И вот уже целая стайка маленьких, юрких теней затрусила прочь от непрошеных гостей. Мыши.

— Ну хоть не стража, — выдохнула Тан Лань, и её плечи бессильно опустились. Она почувствовала, как по спине у неё струится холодный пот.

Они перевели дух, и их дальнейшее движение по кладовой превратилось в невероятно сложный и осторожный танец. Они обходили каждый осколок, каждый свиток с преувеличенной, почти комичной аккуратностью, высоко поднимая ноги и вытягивая руки для равновесия, словно шли по минному полю, а не по заваленному хламом полу. Мэйлинь даже подобрала свои и без того укороченные после инцидента на ступенях одежды, дабы ненароком не стряхнуть пыль с какой-нибудь особенно древней и, возможно, ценной рукописи. Побег временно приостановился, уступив место борьбе с наследством вековой забывчивости.

Заветное окно в стене кладовой оказалось не величественным арочным проёмом, а маленьким, запылённым окошком, расположенным так высоко, что до него приходилось тянуться. Оно больше напоминало бойницу для стрельбы из лука, чем путь к спасению. Рама прогнила, и стёкла (вернее, то, что от них осталось) были покрыты таким слоем грязи, что сквозь них едва пробивался лунный свет.

План операции «Окно» был разработан спонтанно.

Лань, как самая сообразительная, взгромоздилась на шаткую груду старых сундуков, которые заскрипели под её весом так душераздирающе, что Сяофэн снова схватилась за сердце.

Сяофэн, как самая крепкая (относительно), встала внизу, чтобы подсаживать сестёр, издавая при этом напряжённое хрипение, будто поднимала не девиц, а мешки с рисом.

Мэйлинь, как самая аристократичная, взяла на себя роль наблюдателя и критика, комментируя процесс шёпотом, но с невероятной выразительностью.

Лань, уже добравшись до окна, с трудом отодвинула заклинившую раму. Раздался звук, похожий на крик умирающей нежити.

Настал черёд Мэйлинь. Процесс её подъёма на сундук сопровождался таким количеством возмущённых вздохов, шуршанием платья и жалобами на «совершенно неподходящие для этого условия», что Сяофэн чуть не выронила её из рук.

Кульминация наступила, когда Мэйлинь потребовалось протиснуться в узкое окошко.

— Я не пролезу! — с ужасом объявила она, упираясь руками в раму. — Мои бёдра! Это оскорбление!

— Пролезешь! — сквозь зубы прошипела Лань, уже сидя на внешнем подоконнике и пытаясь втянуть её за руки. — Втяни живот и думай о свободе!

Процесс напоминал рождение щенка от очень капризной и говорящей породы. Сначала появились её руки, цепляющиеся за всё подряд, затем голова с растрёпанной причёской, выражающая крайнее негодование. Потом последовала отчаянная борьба за плечи и, наконец, с громким хлюп ом* и потерей одной туфельки, Мэйлинь вывалилась наружу, прямо на Лань. Они обе с глухим стуком рухнули на мягкую, к счастью, землю сада.

Сяофэн, оставшаяся внутри, на мгновение застыла в панике. Потом, собрав волю в кулак, она с неожиданной ловкостью вскарабкалась на сундук и, как заправский разбойник, перемахнула через подоконник, приземлившись куда изящнее своих сестёр.

Три принцессы лежали на сырой земле, отдышиваясь. Они были грязные, в паутине, одна — без туфли, их роскошные наряды превратились в лохмотья. Но над ними сияли звёзды, а в лицо дул свежий ночной ветер. Они были на свободе. И теперь им предстояло решить, что делать с этой свободой дальше.

Три запылённые, измявшиеся и слегка подрастрёпанные тени принцесс застыли в кустах у южной стены. И тут их ждала первая удача за весь этот бесконечный вечер. Там, где по всем законам жанра и логики должен был стоять грозный караул, царила звенящая пустота. Факелы не горели, и лишь луна слабо освещала массивные каменные плиты.

— Смотри-ка, — прошептала Сяофэн, с недоверием выглядывая из-за лысого куста сирени. — Ни души. Неужели они все на пир победа ушли?

— Неразбериха, — с внезапной проницательностью заметила Тан Лань, счищая с лица паутину. — Смена власти. Новые приказы ещё не разослали, старые караулы, наверное, разбежались или их перераспределяют. Нам невероятно повезло.

Мэйлинь, сидя на земле и пытаясь отряхнуть своё порванное платье, фыркнула.

— Конечно, повезло! Разве могло быть иначе с такими знатными особами, как мы? Сама Судьба на нашей стороне! Теперь бы найти приличный паланкин…

— Мэйлинь, — голос Лань приобрёл опасную мягкость. — Паланкина не будет. Теперь думаем, как через стену.

Воцарилась пауза, наполненная звуками ночного сада.

— Так…