Диагноз: Измена. Лечение: Развод - Елена Грасс

– И не вру. Потерял.

– Да-а-а, дела! – наконец произносит отец через несколько минут после молчания, медленно кивая. – Слушай... Такое ощущение, что кто-то играет с вами в какие-то игры. Если ты действительно...

Я резко перебиваю его, чувствуя, как внутри закипает раздражение.

– Папа, пожалуйста! – мои слова звучат почти отчаянно. – Маме сказал, и тебе повторяю: я люблю свою жену. И никогда ей не изменял. Ни на конференции, ни в какое-либо другое время! Ну хоть вы мне поверьте.

Отец вздыхает, потом смотрит на меня оценивающим взглядом.

– Да верим мы тебе, сынок, верим. Не нервничай. Хотя, как здесь не нервничать, – мама пытается меня поддержать.

– Ну раз так, тогда думай, кому ты сделал что-то плохое, раз с тобой ведут такие игры, – голос отца становится задумчивее. – Вспоминай пациенток с таким именем, ищи, встречайся, разговаривай. Может, кому-то не понравилось твоё лечение, или ты случайно нахамил. Всякое бывает, сам знаешь. В каждую голову не залезешь. Не только же благодарят, но и жалобы пишут. А кто-то, видишь, даже может таким путём пойти, и через семью отомстить. Дикость, конечно, никогда я такого не встречал за свою практику, но… жизнь – штука крайне интересная, и неожиданная.

Слова отца про месть теперь впились в меня, как клещ. После сказанного им я не могу вырвать их из головы.

Они жгут, сверлят, не дают ни на секунду перевести дух. Я лихорадочно перебираю в памяти всех, кто мог бы желать мне зла. Не понимаю, кому я так насолил.

Чем больше я думаю, тем сильнее путаются мысли. В голове – каша, обрывки догадок, ни одной чёткой версии.

Только тревожные, смутные подозрения, за которые невозможно ухватиться.

Это примерно как будто пытаешься поймать дым руками, но ничего не выходит.

Родители, видя моё состояние, тихо скрываются в спальне. А я сижу посреди комнаты, сжав голову в руках, будто пытаясь выдавить из неё ответ.

В висках стучит, в груди словно тяжёлый камень лежит после моего ухода из нашего с Полиной дома.

Перед глазами стоят лица мои девчонки. Как они там? Что сейчас делают?

Скорее всего, Сашка опять висит на Полине. А Полинка плачет.

Понимаю в очередной раз, что я идиот. Поддался эмоциям, наговорил лишнего и уехал.

Телефон лежит передо мной. Беру его в руки, сжимаю, не решаясь ей набрать.

Экран тёмный, будто подчёркивает моё одиночество. На душе такая же чернота.

Так хочется позвонить, услышать её голос. Хотя бы убедиться, что с ними всё в порядке. Но я знаю – Полина не возьмёт трубку. Не сейчас.

И всё равно пальцы сами набирают уже выученный номер. Длинные гудки. Не отвечает. Всё ожидаемо.

– Мам, – обращаюсь, когда она снова появляется на кухне, – прости за мою странную просьбу, но ты не могла бы переночевать с Полей и Сашей. Я переживаю, как там они после того разговора. На душе полный атас.

– Конечно, если она захочет. Сейчас позвоню.

Через пару минут мама возвращается с телефоном в руке и сообщает мне, что моя тёща уже у неё.

Представляю, какие там ведутся разговоры теперь. И дело не в том, что Поля поливает меня грязью, доказывая своей маме мою неверность, а то дело в том, что она сама в это верит. Причём свято!

Снова набираю ей. Ноль реакции. Она не перезванивает и позднее.

«Прости меня. Дурацкий разговор у нас вышел» – отправляю СМС. В ответ прочитано, но тишина.

«Я люблю тебя и дочь больше всего на свете». Прочитано, но снова тишина.

Хорошо, пусть будет пауза, любимая. Я подожду!

Хоть и тошно без них, но надо переждать.

А пока жду, буду разбираться, какая гадина, и зачем решила разрушить нашу семью.

Пока рассуждаю о планах, слышу шаги. Отец возвращается в комнату, садится рядом, наливает себе чай. Его лицо в полумраке кажется ещё более усталым, чем при дневном свете.

– На работе как дела? – участливо интересуется.

– Всё как обычно. Куча всяких отчётов, писанины. Как белка в колесе весь день.

– Ты молод ещё, чтобы быть заведующим целого отделения, но раз главный врач так решил, значит, ты заслуживаешь этого назначения. Сын, первое время в новой должности, а если она ещё подразумевает руководство разными людьми всегда сложно. Потерпи. Привыкнешь.

– Я знаю, бать. И я готов. Только раньше мне достаточно было вернуться домой, чтобы набраться энергии и сил на новый день. А теперь я домой как на каторгу возвращаюсь.

– Не сдавайся.

– Не собираюсь.

– Слушай, Макс, а я всё забываю тебя спросить: что ты с Петровой решил после той истории с ампулами?

Я резко поднимаю голову, не понимая, к чему такой вопрос.

– А чего ты вдруг?

– Просто я в вашу больницу когда недавно по делам приезжал, вспомнил про то, что ты рассказывал мне. Ты же хотел её уволить. Передумал, что ли? Увидел её, и признаться, удивлён, если так.

– Ничего не изменилось, она отрабатывает последние пару дней и на выход. Доступа к лекарствам у неё теперь нет. Своего решения я не поменял.

– Она как отнеслась к своему увольнению?

– А мне плевать, как она отнеслась. Церемониться я не буду. Бывший завотделением с ней сюсюкался, она на голову ему залезла. На мою не получится залезть.

– Надо бы узнать, какое у неё настроение перед предстоящим увольнением...

– Зачем?

– Ну... может… – отец не договаривает, но, кажется, я догадываюсь, что он хочет мне сказать. – Я, конечно, не сторонник обвинять огульно людей, но эта девица никогда мне не нравилась. Она же у наших хирургов, когда совсем молодая была практику проходила. Наглая, вульгарная, вообще без тормозов девица.

Напрягаюсь, чувствуя, как внутри закипает тревога.

– Бать, ты думаешь, что это она? – стараюсь говорить спокойно, но голос предательски дрожит.

– Так она блондинка. А приходила брюнетка.

– Ну да...

– Не могу ответить, сынок. Кто её знает…

Я резко вскакиваю с кресла, нервно прохаживаясь по комнате.

Как раз почти две недели назад я сказал ей, чтобы она писала заявление. Она тогда улыбалась,