Война герцогинь. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони

Так оно и было. Замок и городок вновь зажили тихой жизнью, а Изабель продолжала играть в кегли со своим другом Крофтом.

Безмятежный покой продлился с месяц, а в конце лучезарного мая на голубом небе стали вновь собираться тучи. Бастий, следивший за всеми событиями с неослабевающей бдительностью, пришел и доложил Изабель, что некто Дюшен только что донес о заговоре, имевшем целью убийство Мазарини. Он сообщил, что лично получил на это деньги от Кристофа Берто, инспектора вод и лесов Бургундии, известного своей привязанностью к де Конде. Берто все это время находился в сношениях с принцем и с герцогиней де Шатильон, будучи ее давним знакомым.

Берто был арестован тридцать первого мая и препровожден в Венсенский замок. Его посадили под замок, и для расследования его дела была создана специальная комиссия, заседавшая в Арсенале. Но расследование ни к чему не привело. Берто яростно отрицал посягательство на жизнь Мазарини. Он вообще отказывался отвечать на вопросы комиссии, настаивая, что в качестве должностного лица подвластен только суду парламента. При этом он не скрывал своей дружбы с домом Конде, который управлял Бургундией, и говорил о своей привязанности, омраченной печалью, к господину принцу.

Если любишь кого-то с детства, трудно расстаться с чувствами, даже если твой друг повел себя недостойно…

Подозрения повисли в воздухе, однако Берто продолжали держать под замком в Венсенском замке. Тем временем доносчик Дюшен обвинил в участии в заговоре Жака де Рику, вестового принца де Конде, чья невестка была горничной госпожи де Шатильон. Однако в данный момент вышеозначенный Рику находился далеко, в окружении принца, и арестовать и допросить его не было никакой возможности.

Беспокойство в Мелло возрастало. Как только Берто арестовали, Изабель догадалась, что через этого человека, отношения с которым, точно так же, как с президентом Виоле, были дружественными и теплыми, хотят дотянуться до нее. Письмо, найденное сторожем на скамейке в парке и доставленное ей, говорило именно об этом.

Анонимное письмо сообщало, что Рику не замедлит попасть в руки правосудия. Изабель сразу же поняла, что автором письма был не кто иной, как Фуке. Изабель чувствовала руку Фуке во всей этой разыгрывающейся драме, и на этот раз она испугалась. Не за себя — за Агату, которую успела полюбить. Агата платила своей госпоже взаимностью. Изабель поспешила сообщить камеристке неприятные известия, но та приняла их с бо́льшим хладнокровием, чем госпожа ожидала. Может быть, потому что разговор происходил в присутствии Бастия.

— Теперь нужно оберегать Агату, — сказала Изабель своему телохранителю.

— Чтобы не вынудить вас пойти у них на поводу?

— Именно. И не дождаться от них еще чего-нибудь худшего. Но я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, какие еще гадости припас мне аббат Фуке!

— А что же вы собираетесь делать?

— Попросить госпожу де Бриенн поговорить с королевой… и попросить Мазарини принять меня!

И она, не медля ни секунды, осуществила свое намерение. Потом вызвала в Мелло свою мать и отправила с ней в Преси Людовика-Гаспара на тот случай, если предпринятые ею действия закончатся неблагоприятно. Такую возможность не следовало исключать, и Изабель предприняла все предосторожности, чтобы сын не пострадал из-за нее.

Написанное ею письмо было исполнено достоинства, дышало спокойствием и безмятежностью, каких она вовсе не чувствовала. Теперь она наконец поняла, что совершила большую неосторожность, прогнав аббата Базиля унизительным для него образом. Она подчинилась чувству и ошиблась. Оно не подсказало ей, что этот ничем не примечательный красавчик обладает огромной тайной властью…

Прошло два дня, и она получила следующий ответ[58]:

«Я был очень удивлен, получив Ваше письмо, получение его для меня было очень приятно, и ничего не могло помешать моей радости по поводу того, что Вы дали мне возможность быть Вам полезным. Однако я хотел бы, чтобы рвение, с каким я готов послужить Вам, не было отягощено какими-либо побочными обстоятельствами, и моя горячая защита Ваших интересов не навлекла бы на меня впоследствии упреков. Стало быть, от Вашего поведения, Мадам, и будет зависеть мое поведение по отношению к Вам. И если, в самом деле, Ваши чувства таковы, что могут только порадовать Их Величества, то я, получив необходимые сведения о деле, о каком вы удостаиваете меня чести сообщить, окажу все услуги, какие только будут в моей власти. Во всех остальных обстоятельствах, какие Вас касаются, вы почувствуете, что я с тем же участием, искренностью, уважением и т. д. и т. п…»

Изабель хорошенько подумала, и ей показалось разумным не просить пока встречи с Мазарини. Зная, что аббат Базиль не выпускает ее из своего поля зрения, она опасалась, что он может воспрепятствовать ей покинуть дворец Сен-Жермен. Поэтому она ограничилась новым письмом, изложив в нем все, что хотела бы сказать при встрече. На это письмо Мазарини ей не ответил. Зато он написал аббату Фуке, который, похоже, по-прежнему оставался доверенным лицом кардинала:

«Я предполагал, что госпожа де Шатильон пожелает удостоить меня чести увидеться с ней с тем, чтобы уведомить о своих заботах и убедить в безосновательности обвинений относительно ее недобрых намерений по отношению к королевскому двору и ко мне лично. Но этого не случилось. Господин принц после всего того, что он говорил, писал и делал против меня, не убедит меня в том, что он испытывает по отношению ко мне добрые чувства. Однако вышеозначенная дама, хочу вас уверить, всегда страстно желала примирения и всегда искала возможности… (тут много неразборчиво написанных слов) …и вполне возможно, она вступила в переговоры по своей личной воле и даже продолжает их, так как, имея несколько писем господина принца, обращенных к этой даме, я вижу, что мне он объявил войну не на жизнь, а на смерть, уверяя ее, что Мазарини самый бесчестный и злобный из людей…»

Изабель, не получив ответа, продолжала тревожиться. Она надеялась добиться освобождения Кристофа Берто, но он по-прежнему оставался узником Венсенского замка и твердо стоял на своих показаниях, настаивая на естественности чувства дружбы, которая издавна связывала его с домом Конде. Подтверждение дружеских чувств содержалось и в послании, которое он передал Рику, кроме этого, ничего больше в нем не было. Именно поэтому Рику и не приехал к нему больше. Дело, однако, все еще тянулось, и все-таки Берто собирались уже освободить. И освободили бы, не случись очередная пренеприятнейшая история. Мазарини от одного из своих многочисленных шпионов узнал, что принц де Конде арестовал,