Два к одной, или все прелести одиночества - Алисия Крестовская

— Всё равно, дел немало. Нужно подобрать украшения, меню, выбрать платье…

— Определиться с подружкой невесты. Кого она выбрала в свидетельницы тебя или Свету?

— Мы ещё не говорили об этом. А что?

— Ну я буду свидетелем. А как известно, чтобы брак удался, свидетели и свидетельница должны переспать перед свадьбой. Так что вот интересуюсь, с кем проведу ночь.

Я приподнимаюсь на локте и смотрю на мужчину. Он также спокойно листает ленту в телефоне. Не могу понять, он шутит или серьёзно говорит. А если серьёзно? А если Юлька выберет Светку свидетельницей, ведь они давно дружат? Она ему точно не откажет в этой… Традиции.

Макс замечает моё встревоженное лицо и подливает масла в огонь.

— Ничего личного. Это ради семейного счастья друга.

— Тогда, может быть, вам заранее со Светой порепетировать, чтобы всё хорошо получилось, — я пытаюсь пошутить, но моя фраза больше похоже на сарказм, чем на шутку.

— Может, и нужно, — он смеётся и встаёт с кровати. Уже уходит?

— Ты не останешься на ночь? — я тоже сажусь и прикрываюсь одеялом. Чувствую себя совершенно беззащитной.

— Да, завтра рано вставать дел по горло. А Егор занят будет. Одному придётся разгребаться.

— Ясно, — хочется попросить его остаться. Сказать, чтобы он не уезжал. Но не могу. Это будет звучать глупо, ведь он ничего мне не обещал и у него завтра дела.

Макс наклоняется и целует меня в кончик носа.

— Не скучай, красавица. Дверь захлопну сам.

И он уходит. А я так и остаюсь сидеть на смятой кровати, прижимая к груди край одеяла. В комнату вбегает Бантик. Он тащит в зубах игрушку, скребёт лапками по кровати, требуя с ним поиграть. Но я оставляю его потребность без внимания. Тупо пялюсь в угол кровати, не в силах пошевелиться. Слёзы стекают по моему лицу. Почему я плачу? Из-за чего расстроилась? Он мне ничего не обязан. Он ничего не обещал. Он получил желаемое. Я в какой-то степени тоже. Все должны быть довольны. Но нет.

Пёс видит моё состояние и понимает, что время не для игр. Он запрыгивает на кровати и тычется мокрым носом в мои руки. Маленький мой. Хороший. Хоть тебя я нужна. Глажу пса, целую в макушку и думаю, что животные, это лучшее, что есть в нашем мире. Они любят нас такими, какие мы есть. Глупые, несуразные, злые, эгоистичные, красивые и богатые, бедные и одинокие, им неважно ничего. Просто нужно, чтобы мы были рядом.

Я так и засыпаю, прижимая к себе Бантика. Когда просыпаюсь, Йорк тоже оказывается рядом. Голова болит, но я потягиваюсь и готовлюсь идти на прогулку с четвероногим другом, собираться и ехать на работу, толкаться в автобусе, общаться с нашими пациентами, выполнять свою работу, а потом снова ехать домой в битком набитом транспорте, снова гулять с Бантиком и снова засыпать, листая соц. сети. Это моя жизнь и я живу её так, как умею.

— Насть, Насть, Насть! — кричит меня Оля, наша медсестричка.

— Чего случилось? Чего кричишь? Сейчас всех переполошишь! — шикаю на Олю. Она совсем молоденькая двадцать два года. Совмещает учёбу и подрабатывает у нас. Хорошая девочка, только наивная. Мы её всем коллективом от шуток наших дедулечек спасаем.

— Настён, там Льву Яковлевичу плохо!

— Что! — Вскакиваю, готовая бежать вслед за девушкой, и пишу сообщение врачу. — Где?!

— В шахматной гостиной! Он за сердце, как схватится, глаза закатились и упал! Я бегом за тобой!

— Так, — сбавляю я бег, — а что перед этим было?

— В шахматы играли. Они на что-то поспорили, а потом вот! Ну, пойдем же быстрее, Настя!

Я уже начинаю догадываться, что произошло. Поэтому по дороге цепляю медбрата Николая, парня два на два метра с серьёзным, неулыбчивым лицом и с шумом влетаю в гостиную. Ещё на подступах слышу тихое хихиканье. Но Оленька так обеспокоена, что ничего не замечает, вносится следом за мной.

Все наши герои в сборе. Лев Яковлевич лежит на полу, рядом стоят: Игорь Петрович, его закадычный друг и шахматный противник, Генадий Игоревич, его сосед по комнате и ярый выдумщик, любящий внимание. Ещё несколько бабуленек мнутся у стеллажа с книгами, заламывая руки. Ясно. Понятно.

— Так, что произошло? — быстро встаю на колени рядом с пострадавшим и проверяю дыхание и пульс.

— Сердце у него прихватило, Настя, — доносится женский голосок из-за спины.

— Мы его на пол положили, а то он в кресле был, — уточняют мужчины.

— Коля, массаж сердца срочно. Где же Аркадий Борисович? Почему его так долго нет. — театрально вою я на манер пароходной сирены. Коля хоть и шкаф шкафом, но тоже не первый день у нас работает. Смекнул, что за театральщину я тут развела. Он заламывает руки и с деланным видом усердно делает массаж сердца, хотя на самом деле, думаю, больше щекочет старика.

— Оля, ну, что ты стоишь!!! Оля!!! Неси шприц с адреналином, бегом! — девчонка срывается с места. — Хотя стой, Оля! Не успеем. Нужно делать искусственное дыхание. Рот в рот.

— Вас понял Анастасия Юрьевна, — коллега делает долгий, для такой ситуации, глубокий вдох, давая время дедуле подумать, и наклоняется к пенсионеру, как вдруг происходит чудо… Мужчина оживает.

— Стой, шкаф, стой!!! Ты меня уже спас! Жив я! Жив!

— Точно живы? — уточняю я, пока Коля помогает потерпевшему подняться.

— Точно, точно Настя!

— Хорошо себя чувствует? — заботливо интересуюсь у мужчины.

— Да, да, да. Ты же поняла уже, что это шутка была.

— Шууткааа, — бледненькая Оленька прижимает к груди поднос, с которым она носилась всё это время и плавно оседает на подлокотник кресла.

— Лев Яковлевич, а что мы с вами говорили про шутки над моими подопечными?

— Насть, не начинай.

— Я не начинаю! Я говорила, что ещё один ваш розыгрыш и я прекращу закрывать глаза на ваше пристрастие к коньяку нажалуюсь вашему сыну, что вы не соблюдаете режим!

— Настя, ну ладно коньяк, но Гришеньку зачем тревожить-то! Ну ты чего…

— Мы это обсуждали! Коля, изыми всё спиртное из комнаты Льва Яковлевича, предупреди наших девочек, что, если заметят эту троицу с бокалами чего-то горячительного, сразу изымать и сообщать мне.

— Хорошо, Анастасия Юрьевна.

— Настя, а мы то чего?! Это всё он, — завозмущались старички-разбойники. — Насть, мы же просто подыграли. Просто на пол положили.

— Вот за это вы тоже наказаны.

Я разворачиваюсь, беру Олю под локоток и увожу к нам на пост.

— Насть, зачем они так! Я же испугалась! Я так перепугалась, что…