Развод. Зона любви - Ульяна Соболева

Меня больше никто не тронет.

И это…

Это слишком неожиданно.

Мамка смотрит на меня внимательно, будто еще раз оценивает, правильное ли решение приняла. Она уже все решила, но ей нравится играть, растягивать момент.

Я чувствую, что сейчас будет цена за защиту.

И она, конечно, не мелкая.

— Ты теперь подо мной, Барыня. А подо мной просто так не живут.

Я сжимаю губы.

— Я уже поняла. Чего ты хочешь?

Мамка усмехается, качает головой.

— Ты привыкла думать, что если в тюрьме предлагают защиту, то взамен просят бабки, поблажки, услуги.

Она делает паузу, щурится.

— Но мне нужно другое. Мне нужен умный человек.

Я смотрю прямо.

— Я слушаю.

Мамка наклоняется ближе, понижает голос.

— У меня бизнес на воле. Хороший бизнес. Приносит деньги. Но проблема в том, что вокруг меня одни тупицы. Они могут выбивать долги, могут работать с товаром, но как только речь заходит о документах, цифрах — все, пиши пропало.

Я чувствую, как внутри что-то холодеет.

— Ты хочешь, чтобы я занималась твоими деньгами.

Мамка улыбается.

— Я хочу, чтобы ты помогла мне вести бухгалтерию.

Она откидывается назад, берет сигарету, прикуривает.

— Я знаю, кто ты была там, за стенами. Я знаю, что ты в этом разбираешься лучше, чем любой из этих тупых куриц. Мне нужен человек, которому я могу доверить цифры.

Я напрягаюсь.

— И как я это буду делать? Здесь, в тюрьме?

Мамка щурится, усмехается.

— А вот об этом не переживай. Компьютер у тебя будет. Связь с нужными людьми — тоже. Тебе просто надо будет сидеть и считать. Грамотно, без лишних движений. Чтобы у меня не было проблем.

Она выдыхает дым, наклоняется ближе.

— Ты сможешь это сделать, Барыня? Или ты все-таки просто пустышка, которая когда-то жила в красивом доме, но сама в цифрах ни черта не понимает?

Я держу ее взгляд.

— Если у меня будет доступ к информации, я справлюсь.

Мамка улыбается шире.

— Вот и умница.

Она поднимается, щелкает пальцами охраннице у двери.

— Переведите ее ко мне. А насчет техники… решим.

Я понимаю, что у меня нет выбора.

Но впервые за долгое время мне становится интересно.

Глава 8

Горячая вода стекает по плечам, забирая с собой липкую усталость, оставляя после себя ощущение, которого у меня не было уже давно — ощущение, что я ещё живая. Здесь, в этом месте, где всё построено на боли, унижении и страхе, где каждая секунда — борьба за выживание, тёплая вода кажется почти роскошью. Я закрываю глаза, позволяю каплям стекать по коже, и на одну короткую, обманчиво-тихую секунду мне кажется, что я одна.

Шорох.

Глухой, осторожный.

Воздух меняется.

Я открываю глаза.

Тихий щелчок двери.

Слишком тихий.

Меня бросает в холодный пот.

Я едва успеваю повернуться, когда резкий толчок в спину сбивает с ног. Я падаю на кафель, бьюсь локтем, боль мгновенно отзывается гулкой пульсацией в костях, но нет времени думать об этом. Я пытаюсь повернуться, но меня прижимают коленом к полу. Я не вижу её лица, только чувствую. Запах дешёвого мыла, кислый, неприятный, горячее дыхание у самого уха. И холодное лезвие, которое скользит по коже.

— Ты думаешь, Горин вечно будет тебя защищать?

Голос низкий, сдавленный, полный ненависти.

Кобра.

Я дёргаюсь, резко бью локтем назад, врезаюсь в рёбра нападавшей. Она взвизгивает, ослабляя хватку, но вторая тут же наваливается сверху, и нож скользит по моему боку.

Резкая боль вспыхивает в теле, обжигает, но я не кричу.

Я не дам им этого удовольствия.

Горячая кровь стекает по коже, смешиваясь с каплями воды, но я чувствую, что рана неглубокая. Они не хотят убить меня сразу.

Они хотят поиграть.

Пальцы Кобры впиваются в волосы, рывком оттягивают голову назад.

— Ты думаешь, ты кто, Брагина? Ты думаешь, если ты к Горину в ноги упала, то теперь королева?

Я стискиваю зубы, но молчу.

— Ответь, сука!

Рывок, острая боль в затылке.

Я зажмуриваюсь, силой вгоняю дыхание в лёгкие, ищу слабину.

Они думают, что я сломаюсь. Они думают, что я просто приму это.

Они забыли, что мне уже нечего терять. Я больше не та, кем была.

И когда нож снова приближается к коже, я резко взмываю локтем вверх, бью её в челюсть с такой силой, что у самой запястье хрустит.

Кобра отшатывается, сплёвывая что-то красное.

Но вторая остаётся, и я понимаю, что всё ещё в ловушке.

Я не выберусь.

Я одна.

Я проиграла.

— Давай…затусуй ей туда бутылку и раздави…Чтоб сука уже никому никогда не дала.

Она истерично ржет. Они пытаются раздвинуть мне ноги.

Дверь душевой вылетает с грохотом, сотрясая стены. Звук удара разносится эхом, будто взрыв в узком пространстве, заставляя меня вздрогнуть. Вода продолжает литься, тяжёлыми каплями падая на плитку, но воздух мгновенно становится другим — заряженным, ледяным, смертельно опасным.

— Вы чё, суки, совсем берега попутали?

Голос Ларисы низкий, ровный, но в нём больше угрозы, чем если бы она заорала во всю глотку.

Нападавшие замирают.

Они знают, что им пиздец.

Я чувствую, как хватка на моих волосах ослабевает, как нажим на рану чуть сбивается, будто страх пробежал по ним холодной волной. Но они не успевают ничего сделать.

Лариса хватает ту, что держала меня, рывком отрывает от пола и со всего размаха впечатывает в стену. Раздаётся глухой стук, Кобра вскрикивает, оседает, срывая ногтями кожу о кафель.

Вторая пытается отшатнуться, но Лариса уже рядом.

Она движется не спеша, но от этого её движение только страшнее.

Я вижу, как нападавшая делает шаг назад, вскидывает руки, но поздно.

Лариса разворачивается на пятке, вкладывает всю тяжесть тела в удар, и кулак врезается в челюсть с влажным хрустом.

Голова резко дёргается в сторону, губы тут же заливаются кровью, тело оседает на пол, а следом за ним падает и нападавшая — захлёбываясь собственным визгом.

Я прижимаюсь спиной к стене, ладонь сжимает рану, боль пульсирует вместе с бешеным сердцебиением, но я не могу отвести взгляд.

Лариса не смотрит на них.

Она смотрит на меня.

Тяжело, пристально, как на идиотку, которая только что едва не угробила себя.

Она присаживается рядом, глаза скользят по кровавым разводам на моём боку, на её лице мелькает лёгкое раздражение.

— Блядь, Брагина. Ты мне ещё сдохни тут.

Я не отвечаю. Мне нечего сказать.

Лариса вздыхает, резко отрывает подол своей майки, без церемоний прижимает его к ране, жмёт так сильно, что я стискиваю