Крепостная - Марьяна Брай

Я радовалась, что можно было ополоснуться, но Глаша следила за мной, предупредительно поставив меня у плотика со стороны, выше по течению. Видимо, сообразила, что если снова юркну под плот, сможет меня поймать.

Я поливалась водой между делом, а потом, несмотря на косые взгляды Глаши, начала мылить свою мокрую рубашку, шею и руки.

— Запылилась? – поинтересовалась она.

— Вспотела с этой шерстью. Слушай, а мы ее не проверили. Вдруг там и правда не черная? Домна нас самих тогда дочерна побьет, - предположила я.

— Не такой Матвей. Никогда никого не обманывал, а барыня и так найдет, до чего доковыряться, - успокоила меня Глаша.

Половики мы вывесили на заборе почти вечером. Солнце еще грело, но комары, почуявшие начало прохлады, уже вылетели на охоту.

Я переоделась, повесила выстиранное платье на веревку за домом. И заметила Нюрку, споро чистящую на чурочке у кухни рыбу.

— Здорово, Ань. Хороший улов, гляжу. А у тебя быстро получается, - начала я, шагая к ней.

— Это у вас работы нету, а мне еще вон сколь надо перечистить. Барыня солить велела, - она указала на большой таз, полный щук. Некоторые еще боролись за свою рыбью жизнь.

— Хочешь, помогу? – предложила я. Не зная, сколько мне здесь еще придется пробыть, я понимала, что с одной Глашей в единомышленниках мне придется тяжело.

— А ты умеешь? – недоверчиво хмыкнув, спросила Нюра.

— Конечно. Чего тут уметь-то, - я осмотрела рыбу. В моем детстве таких огромных щук ловили редко. А если и ловили, то шли они чаще на фарш, потому что были старыми и сухими. Бабушка любила пироги со щукой, луком и сливочным маслом. И я любила.

— Ну, коли умеешь, неси чего вместо табурета, да присаживайся. А я нож принесу, - Нюра почесала нос тыльной стороной ладони, и я поняла, что она не знает, как со мной себя вести. Я всегда касалась лица, когда мне было неудобно или нужно было занять чем-то паузу.

Мы чистили рыбу до темна, сначала молча, а потом я рассказала, что не все помню после удара о камень в реке. Поделилась, что ходили с Гланей за шерстью. И добавила, что удивилась, когда хозяйка уехала так рано.

И Нюра начала открываться.

Глава 11

Заполошные крики поутру заставили вскочить с постели. Мне казалось, что я только-только заснула. Голос Фирса перебивался тихими приказами Осипа Германовича. Пока я одевалась, передумала все, что можно. Странным здесь были не крики, а то, что ругалась не Домна!

Я выбежала в гостиную, кое-как натянув платье. Рубахи были слишком изношенными, чтобы сигать в них по дому среди мужчин. И мне предстала такая картина: Осип Германович шел, тяжело опираясь на трость, а за ним четверо мужиков, среди которых был Фирс. Я отступила, чтобы они, минуя гостиную, прошли к комнатам хозяев.

Когда Осип Германович отошел, я оторопела. Мужики на покрывале несли Домну. Я мигом открыла дверь, пробежала в темную комнату и принялась разбирать постель хозяйки. В спальню прошмыгнула Глаша с чадящей, видимо, наскоро зажженной керосиновой лампой. В рубашке и накинутой на плечи шали, со взъерошенными волосами она была похожа на умалишенную. Не красили ее выпученные то ли от страха, то ли от непонимания глаза и приоткрытый рот.

— А чево это с ей? – оттолкнув меня в угол, чтобы хозяйку могли пронести, прошептала Глаша.

— Думала, ты знаешь. Проснулась от криков, - ответила я растерянно.

— Пропускайте лекаря, - все так же спокойно заявил хозяин.

Мужики вышли, и в комнату вошел тонкий, как жердь мужчина лет шестидесяти. Несмотря на то, что вид он имел заспанный, одет был как на воскресный променад. Присмотревшись, поняла, что китель военный, а значит, лекарь сей прибыл из военной части.

— Выехать велела в ночь. Расстроена была сильно. Но приказала гнать. По дороге сразу и случилось, - Осип рассказывал, казалось, спокойно, но в голосе его слышался страх. – Ругалась, голосила, а потом как будто сдулась. Лицо скривилось, осела на диване как квашня. Домчали впервые за шесть часов!

— Апоплекси-ческий удар, не иначе, - лекарь стоял спиной к нам, забившимся в угол возле окна. Но я видела, что он осмотрел лицо нашей хозяйки. Потом поднял руку, и та плетью свалилась на кровать.

— И долго это… лечить? – голос хозяина все еще был собран, но дыхание сбивалось. Видимо, тяжело ему дался этот путь. Но, к его чести, мужчина не впал в истерику, не угрожал, не мешал врачу.

— Это… - доктор отошел от постели Домны и обратился к Осипу: – Это может пройти само, и тогда Домна Пална останется в кровати до конца своих дней. Или же, - он стал говорить еще тише, - она не переживет сия удара.

В комнате вдруг стало тихо. Слышно было, как в гостиной тикают большие напольные ходики.

— Кто всего ближе к барыне? – лекарь обернулся и, увидев нас, стал переводить взгляд то на одну, то на другую.

— Надежда. Она была с ней все время, - ответил Осип Германович, и я, наконец, оторвала взгляд от поплывшего лица хозяйки и уставилась на хозяина.

— Да, я, - ответила, но в голове было только одно: «домчали за шесть часов». В наше время не нужно быть неврологом, чтобы знать о «золотом часе», о скорой терапии и медикаментах. А тут о них ничего и не слышали еще.

— Присмотрите за Домной Палной. Мы с Осипом Германычем чаю выпьем, - спокойно и с улыбкой сказал доктор и вывел барина.

— Нюрка чайник уже сготовила. Я с тобой остануся, Надя. Гляди, как ее перекочевряжило, - Глаша так и стояла на одном месте с выпученными глазами.

— Барыня, - обратилась я к хозяйке, расстегивая пуговицы на блузке, - Домна, посмотри на меня! – почти приказала я.

— Ты чего? Потише! Она ить тебе припомнит это! – Глаша неслышно подошла сзади.

Я взяла руку хозяйки и, подняв палец, чтобы Глаша помолчала, отсчитала пульс.

— Ничего она уже не припомнит, подруга, - я села рядом с Домной на кровати. - Непонятно, как она вообще доехала эти шесть часов.

— Неужто кончается?

— Кончается, - я посмотрела в полуоткрытые глаза Домны, подняла