Академия Аркан - Элис Кова

Медленно я достаю их и пролистываю. В руках у меня два, на вид одинаковых, экземпляра Смерти. Она насмехается надо мной. Из всех карт именно её оказалось легче всего подделать.

Король уже пользовался Миром. Падение прошлого королевства. Хранители Мира. Смерть матери. Равин, знавший больше, чем показывал, и вёл свою игру. Каэлис…

Не доверяй Орикалису, — шепчет Мама из-за грани. А потом её голос становится ласковым, словно колыбельная: Мир может всё… И если он у меня, я изменю всё. Исправлю всё. Решение принято.

Я меняю два аркана Смерти местами. Подделку возвращаю в стопку из четырёх и прячу в карман. Настоящую карту засовываю под корсет, вклиниваю её сбоку, вокруг рёбер.

Я возвращаюсь в бальный зал, насколько возможно незаметно. Руки всё ещё дрожат. В ушах звенит. Особенно когда мой взгляд мгновенно выхватывает из толпы Леди Венталл. Я медленно двигаюсь по краю зала, находя место, откуда могу понаблюдать за ней. Высокая, сухощавая женщина с кожей, как у её дочерей, но волосы у неё — более золотого оттенка. Карта Смерти жжёт меня сбоку. Пусть золотые карты и нельзя использовать, я всё равно фантазирую, как направляю её силу на Леди Венталл. Я не знаю, что именно она сделает, но готова поклясться — ничего хорошего. И я готова выплеснуть на неё всю боль, которую несу всю жизнь.

Возьми себя в руки, — приказываю я себе. С высоко поднятой головой отрываю взгляд и вливаюсь в поток зала.

Может, именно она отдала приказ убить Маму, но кто приказал ей? Она Верховная Леди Клана Башни — клана, ближе всех стоящего к короне. Несомненно, её рука движется по шёпоту короля. Даже Бристар сказала, что у них были доказательства причастности Клана Башни, но что Принц Равин — тот, кто охотится на Хранителей Мира. Приказ мог исходить и от него, чтобы скрыть своё участие. Если я убью её прямо сейчас, рискую никогда не узнать всей правды — кто именно и зачем убил мою мать. А ещё — рискую потерять сам Мир.

А он важнее.

— Хотя я и восхищаюсь тем, как убийственное намерение зажигает твои глаза, — голос Каэлиса льётся гладко, как шёлковая подкладка его камзола, — думаю, тебе стоит чуть сдержать это, пока слишком многие не заметили.

— Убийственное намерение? — моя улыбка наверняка выглядит дьявольской. — Понятия не имею, о чём ты говоришь.

— Значит, работа прошла успешно? — его голос опускается ниже обычного, с трудом удерживаясь от взлёта вместе с волнением.

Вместо ответа я сокращаю расстояние между нами и скольжу рукой к своим юбкам. Перекладываю пять карт из кармана в его, засовываю их внутрь его камзола с лёгким хлопком по груди. Провожу костяшками по его телу. Вздыхаю, глядя на него исподлобья, ощущая, как настоящая карта Смерти жжёт у меня под рёбрами. Пока у меня есть хотя бы одна из истинных карт Старших Арканов, ни один из Орикалисов не сможет призвать Мир. Контроль остаётся у меня. И шанс использовать эту легендарную карту — тоже.

— Всё прошло идеально. Он ничего не заподозрит. — И Каэлис тоже не знает о моих истинных намерениях. Я посмотрю, где он будет хранить карты, а потом сделаю ещё подделок, по мере того как сумею незаметно добывать материалы. Украду их прямо из-под его носа, как украла у его отца. Если Бристар не лгала, Каэлис не сможет призвать Мир без карты-сосуда, которую умею создавать только я. Но я знаю о ней слишком мало, чтобы полагаться лишь на это.

— Клара. — Он перехватывает мою руку, вглядывается в меня. Его глаза чуть сужаются. — В чём дело?

— В чём что? — я чуть отстраняюсь, но он держит крепко. Словно видит меня насквозь. Словно знает все мои мысли, даже если я молчу.

— Тут есть что-то ещё.

— Я не могу быть более взволнованной перед тем, что нас ждёт. — Я искренне улыбаюсь и верю в эти слова. На миг мне кажется, что я рассеяла его подозрения. Но Каэлис продолжает изучать меня. Его взгляд словно срывает с меня ткань, оставляя обнажённой. Я с трудом сдерживаю дрожь.

— Нет… здесь есть нечто большее. — Его ладонь тянется к моему лицу, обхватывает щёку. В этом жесте и нежность, и приказ. — Скажи мне.

Мои губы приоткрываются, но слов нет. Мне нужно уйти от него. Просто находясь рядом, я разрываюсь надвое. Между тем, что знаю, чувствую и боюсь… и жаждой снова довериться ему. Поверить так, как я так хотела верить.

— Если тебе нужно, чтобы я кого-то убил, скажи — и это будет сделано. — Он чуть улыбается: высокомерно, дьявольски, и в то же время притягательно до безумия. — Мир — наш, чтобы создать или разрушить.

Но прежде, чем я нахожу слова, чтобы ответить, нас прерывает шум. У входа в бальный зал появляется группа, и толпа мгновенно смолкает. Люди расступаются, и они проходят внутрь.

Если раньше я чувствовала холод, то теперь он пронизывает меня до онемения.

Это не Стеллис с их вороньими и голубиными перьями. Не городская стража в серебряно-зелёном. Эти люди и женщины одеты в тусклый серо-бурый цвет, врезавшийся в мои худшие кошмары.

В центре отряда стражи Халазара — Глафстоун. Живой кошмар, вернувшийся преследовать меня своим изуродованным, покрытым шрамами лицом — следами того, что с ним сделал Каэлис.

Каэлис обвивает рукой мою талию, притягивая ближе.

— Прошу прощения за вторжение на ваш вечер, — объявляет Глафстоун. Музыка замирает, оркестр мгновенно улавливает ненормальность. — Но среди вас скрывается беглая преступница.

Толпа наполняется шёпотом и ахами. Я пытаюсь отойти, но Каэлис держит крепко.

— Не беги, — шипит он. — Это только усугубит. Стой рядом со мной. Я защищу тебя. Клянусь тебе, Клара.

Я знаю, что побег будет выглядеть ужасно. Но это единственное, о чём я могу думать. Я не вернусь туда. Не смогу.

— Не дай им забрать меня.

Едва слова слетают с моих губ, как глаза Глафстоуна впиваются в меня.

— Вот она. — Его лицо искажает ненависть глубже любой, что я когда-либо видела. Одного взмаха его пальца хватает, чтобы стража ринулась ко мне. Всё словно повторяется — моя первая ночь в Академии, только сейчас в тысячу раз хуже.

Каэлис встаёт, между нами, оставаясь так близко, что стоит мне шагнуть — я коснусь его.

— Смотритель Глафстоун, — голос Каэлиса холоден и ровен, — я не позволю вам марать доброе имя моей невесты.

Стражники застывают, не зная, кому повиноваться. Весь зал замолкает вместе с ними, ожидая, что