Бедная Амели - Дания Доброславская

Снова молчит.

— Ами… — протягиваю ей мизинец, — «…давай мириться?»

Она слегка голову приподняла, посмотрев на меня своими красными глазками, и протянула пальчик.

— Мирись, мирись, мирись. И больше не дерись… — начал я, улыбаясь

Амелька продолжила, — «А если будешь драться, я буду кусаться. А кусаться ни при чем, буду драться кирпичом…»

— А кирпич сломается, дружба начинается! — заканчиваю и целую эту обиженку, крепко прижав к груди

Вот что-что, а так я уже давно не мирился. Говорил же, она меняет меня…

Безусловно, после нашего детского примирения, мы закрепили это в более взрослой манере, принимая утренний душ.

У меня радости полные штаны. Вчера, на таких же радостях, забежал в ювелирку и купил ей серьги, потому что заметил проколотые ушки без украшений.

Сначала хотел купить кольцо, но… размера не знаю, еще и переживал, что она воспримет это как-то не так. Я пока не готов к свадьбе. Нам нужно еще немного притереться. Пожить вместе. С Валей познакомиться. Это меня беспокоит больше всего, не потому, что я — бабушкин сосунок, а потому, что не хочу стычек с ней, итак, Ами с Алисой не в ладах, если еще и Валя ее не примет — это будет для меня немного проблематично…

Раздел 1.7

Месяц до пролога.

Ноябрь.

Игорь.

После охрененных ночей у меня дома и лучших совместных времяпрепровождений вне отеля я заметил, что Ами начала отдаляться от меня.

А в один из дней она вообще пропала…

Это произошло после одного странного разговора. За день до этого мы провели очередную прекрасную, утомляющую ночь в кабинете Максима. Мы тогда находились у нас в корпусе, и она, как хищница, набросилась на меня. Благо, Макс был на дне рождения дочери и не спалил нас. Такого потрясения он бы не пережил. В конце она так утомила меня, что я сразу уснул без задних ног.

Проверку Ами прошла. Она не рыпалась в его кабинет. Да и вообще, когда ей сказали, что убираться там не надо, она выдохнула.

Бедная моя Амели… Эта Алиса в край страх потеряла и в себя поверила. Каждый день пыталась уколоть ее. Даже на дне рождения поднасрала, сказав в микрофон, мол, рада видеть окружающих, но не всех. Мразота!

Максим лично извинился перед Ами и приказал сделать это своей жене. Нехотя, через силу, но она сказала это заветное: «Прости. Я была не права…»

Коза, охренела вообще зубы свои скалить. Я ей когда-нибудь их пересчитаю и не посмотрю, что она жена малова. Быстро на землю опущу!

Так вот, Ами. Помяли мы диван, уснули, а на следующий день она смену свою перенесла.

Поехал к ней домой, а дверь мне никто даже не собирался открывать. Звонил ей, но утыкался только в гудки.

Через день она заявилась на работу. Заплаканная вся. Лицо отекшее.

— Ами, — подлетаю к ней, только лишь увидев очертания за стеклянной дверью, — «Ты почему так выглядишь? Че случилось?»

Она сухо бросает, — «Все хорошо…», — отворачивается и даже в глаза мне не смотрит, «…можно я пойду? Мне нужно работать.»

Перехватываю ее под локоть, веду к лестнице, а эта брыкается, — «Отпусти!», — бьет своим кулачком, — «Отпусти, мне нужно переодеться! Я и так опоздала!»

Не обращаю на это внимания. Тащу уже чуть ли не по воздуху и, зайдя в один из номеров, прошу парней оставить нас наедине.

Усаживаю ее на кровать, — «Рассказывай!», — говорю, а сам принимаюсь кругами ходить, крепко сжав руки у груди

— Что я должна тебе рассказать? Все хорошо…

Моя ревность в глотку бьет, — «Говори все! Где ты была вчера?! Почему тебя не было дома?! Почему телефон не брала?! Почему заплаканная вся?!»

Она, как мантру, повторяет, — «Все хорошо…», — наконец на меня смотрит, — «…правда. Я была у Юли. Ее парень бросил, вот мы всю ночь и проревели…»

Выдохнув, присаживаюсь к ней, приобнимая и поглаживая мягкие волосики, — «Девочка моя… ты такая умница, что поддерживаешь подругу. Но, прошу тебя, не делай так больше. Не пропадай. Я же переживаю. Не дай Бог, с тобой бы что-то случилось. Я бы себе этого не простил.»

Она так крепко схватила меня за руку, поцеловала ее и начала плакать.

— Амели! Ты чего? — пытаюсь поднять ее голову, но она упорно тянет ее вниз, а меня это прям с толку сбивает, — «Ами! Почему ты плачешь?»

— Не знаю… Просто хочу плакать…

Сильней обнимаю малышку, целуя в щечку, — «Милая. Мне не нравится, когда ты в таком настроении. Прекрати. Ты мне прям по сердцу режешь.»

— Пообещай, что ты никогда не ударишь меня… — неожиданно говорит она

Мои брови сами собой зажили, — «Что? Ты совсем что ли? Никогда в жизни! Карамелька, ты что?»

— Просто пообещай…

— Обещаю, милая. Я никогда не ударю тебя. Никогда!

Она всем телом поворачивается ко мне, — «Гар, а ты мне доверяешь?»

— Безусловно…

— А расскажи о последнем случае, когда ты убил человека и тебе это запомнилось…

Всматриваюсь в нее, чуть напрягаясь, — «Зачем тебе это?»

— Это просьба на доверие…

— Ты правда хочешь об этом знать?

Она кивнула, — «Да…»

Усмехаюсь, выдав первую попавшуюся чушь, — «Тогда, после моего признания, мы сразу едем в ЗАГС.»

Наконец-то Ами улыбнулась, — «Посмотрим, насколько твой рассказ будет правдоподобным…»

— Ну, окей… — першение в горле сбиваю, уткнувшись в окно перед собой, — «…это было где-то год назад. Нам задолжал один мужик. Мы посадили его на хорошее место одного градообразующего предприятия. Он должен был платить нам процент. Но, спустя какое-то время, он решил этим пренебречь. Долг рос. Тогда мы начали приезжать к нему в гости и напоминали о себе. Долг продолжал расти. В итоге… нам это надоело, и мы встретили его с помощником у порога этого предприятия. Тогда он сильно брыкался, и мы отвезли их сюда, в отель. Сначала мы хотели просто поговорить. Но разговор не пошел. Тогда Макс вытащил из ящика подготовленную доверенность. Она была с открытой строкой собственника. Нотариус и юрист сидели с нами в кабинете. Этот мужик, осознав, что теряет все, вытащил из паспорта фото жены. Он хотел отдать нам ее в счет долга. Окружающие долго ржали. А меня это разозлило. Меня разозлило предательство. Он предал и хотел продать нам ее. Тогда я выбил из его рук эту фотку, взял за грудки и потащил на кладбище. Его и его помощника, который, как мне кажется, тоже был в ахере от того, что он выставил такую цену ее жизни. Цену души…», — поворачиваюсь к ней, а