Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

к Лоренце. Та беспомощно огляделась, но церковь находилась в укромном месте за Ратушей, которое осенял свой тенью вяз, и на дороге, ведущей к Сене, в такое раннее время никого не было видно. Заметив, что вдова уже близка к обмороку, Лоренца открыла было рот, чтобы позвать на помощь, однако бродяга приставил нож к её шее:

– Только попробуй крикнуть, красотка!

Почувствовав подступающую к горлу тошноту от ужасного запаха, исходившего от него, дочь банкира стиснула зубы. В то же время донна Аврелия негнущимися пальцами стала отвязывать свой омоньер. Неожиданно грабитель обрезал шёлковый шнурок ножом. Таким образом, кошелёк оказался у него в руках.

– Брось нож! – вдруг раздался за спиной Лоренцы знакомый голос.

От испуга нищий разжал пальцы, и нож упал на землю. Наступив на него ногой, Монбар повернулся ко второму бродяге:

– Верни кошелёк даме!

Видя, что тот не спешит повиноваться, капитан положил руку на рукоять своего кинжала:

– Ну!

Сунув омоньер донне Аврелии, нищий попятился.

– А теперь убирайтесь прочь, негодяи, пока я не сдал вас страже. И чтобы ноги вашей здесь больше не было!

Так как решительная поза Монбара не оставляла сомнения в правдивости его слов, бродяги поспешили ретироваться. Пока донна Аврелия подбирала выпавшие из кошелька монетки, Лоренца поблагодарила барона за помощь.

– На месте Вашего отца, мадемуазель де Нери, я никуда не отпускал бы Вас одну, – ответил тот.

– Но я не одна и, к тому же, мой дом неподалёку, – возразила девушка.

– И всё же, Вас едва не ограбили.

– К счастью, Вы оказались поблизости, сеньор.

– Да, я пришёл на исповедь, но неожиданно наткнулся на этих разбойников.

– Ещё раз благодарю Вас, сеньор, но нам нужно идти.

Капитан бросил взгляд на донну Аврелию:

– Вы в порядке, сударыня?

– Да, сеньор, – вдова кокетливо поправила свою накидку. – Вас послало нам само Небо!

– Разрешите проводить Вас и мадемуазель де Нери.

По дороге друг Амори спросил у донны Аврелии:

– Вы в пятницу снова придёте в эту церковь?

– Нет, завтра с утра мы уезжаем за город. У мессира Бернардо есть участок в Берси и мы пробудем там до конца лета.

В глазах Монбара вспыхнули две золотые искры:

– Вероятно, я больше не увижу вас, потому что в понедельник тоже уезжаю в Лион, где меня ждёт Сольё. А оттуда мы с ним отправимся прямо во Флоренцию. Так что, на всякий случай, прощайте.

– Прощайте, – как эхо, откликнулась Лоренца, поражённая известием о том, что Амори покинул Париж.

Уже в своей комнате поведав обо всём, что с ней приключилось, алансонке, Лоренца заключила:

– Странно, что Монбар пришёл на исповедь в Сен-Жерве так рано.

– Мне кажется, мадемуазель, что этот сеньор влюблён в Вас.

– Почему ты так решила?

– Поверьте, уж я разбираюсь в таких вещах!

– Не выдумывай, Катрин.

– Вы не хотите согласиться со мной потому, что Вам по душе другой.

Мысли девушки и в самом деле были заняты Амори. Ведь он ясно сказал, что хотел бы лучше познакомиться с ней. Почему же тогда уехал в Лион? После посещения Сен-Жерве у Лоренцы было тяжело на душе и даже предстоящая поездка за город не радовала её, как прежде.

Фахверковый дом в Берси, куда семейство Нери каждый год перебиралось на лето, занимал гораздо большую площадь, чем жилище банкира в Париже. Два крыла, примыкавшие к основному зданию, окружали двор, выходивший к Сене. Местность здесь была довольно пустынная. Вокруг простирались лишь одни виноградники. В прошлом году Лоренца пригласила сюда Жанну Доруа и девушки целые дни напролёт только и делали, что купались в реке, собирали цветы и гуляли по саду. Теперь же подругу Лоренцы должна была заменить Катрин.

За усадьбой в отсутствие хозяев присматривали местные жители, братья Колен и Гуго, которые работали также на огороде, в винограднике и в фруктовом саду, окружавшем дом. Поэтому мессир Бернардо взял с собой за город лишь половину слуг, так как в деревне всегда можно было нанять кого-нибудь для чёрной работы.

Когда Нери во главе своего семейства подъехал к дому, братья уже поджидали их.

– Добрый день Колен! Добрый день, Гуго! Как дела? – весело спросил отец Лоренцы, слезая с мула.

– Добрый день, хозяин! Всё в порядке! – заверил его Колен, который был пониже и покряжистее брата, в то время как Гуго был высок и худ, как щепка. – Моя жена уже сделала уборку в доме, можете располагаться.

– Вот и отлично.

Пока разгрузили повозку с вещами, проветрили комнаты, расставили по своим местам сундуки и застелили кровати, кухарка успела приготовить обед. Помимо обычной еды подали свежую зелень с огорода, творог, молоко и местное вино.

После обеда все занялись своими делами. Мессир Бернардо пошёл вздремнуть, Даниель решил искупаться в реке, а женская половина семейства Нери села за рукоделие, так как мать Лоренцы надеялась за время пребывания в деревне вышить полностью скатерть. Как только жара спала, банкир отправился осматривать надворные пристройки, желая убедиться, не надо ли их подновить. Д’Эворт же предложил донне Аврелии и Лоренце прогуляться по саду. Желая развлечь их, Даниель стал пересказывать им последний роман, который прочитал.

– Мне кажется, что Вы любите книги больше, чем людей, – заметила вдова.

– Да, потому что они никому не делают зла, в то время как люди бывают очень коварны, особенно женщины…

Донна Аврелия пожала плечами:

– Не знаю, кого Вы имеете в виду.

– Просто пришлось к слову.

Затем они решили взобраться на ближайший холм, чтобы полюбоваться оттуда видом окрестностей. Глядя сверху на Париж, раскинувшийся по оба берега Сены, девушка не могла себе представить, что где-то есть города больше и красивее его. Центром Парижа был остров Ситэ, на одном конце которого находился старый дворец, а на другом – поблёскивал острым шпилем собор Нотр-Дам. Большой и Малый мосты через Сену соединяли остров с обеими частями города. По одному из них можно было добраться до Сорбонны, а по второму – до городской Ратуши в квартале Маре. Вокруг Нового города белела кладка стены, построенная в царствование Людовика XI. В кольцо городских укреплений входили также ощетинившийся многочисленными башенками королевский замок Лувр и Бастилия.

– Я думаю, что на свете нет города прекраснее, чем Париж! – неожиданно вырвалось у Лоренцы.

Покосившись на