Многоточия - Наталья Способина

Карусели? Пирожки?

— Зачем тебе? — сглотнув вмиг ставшую горькой слюну, спросил он. — Тебя же кормят как в детском садике. Даже полдник есть.

— Мне нужно. Чуть-чуть расслабиться. Это же ничего. Это один раз.

LastGreen выпутался из объятий и посмотрел на мать сверху вниз. Она выглядела жалкой… Господи! Как ему хотелось сейчас привычно дать денег, чтобы она наконец перестала так смотреть.

— Ты обещала. Ты же только что обещала, — хрипло прошептал он.

— Я знаю. — Как он ненавидел этот тон. У алкоголиков он был свой, специфический, когда они уверенно говорили ерунду и, вероятно, думали, что звучат убедительно. — Но это же один раз. А так… у меня уже все хорошо. Гришенька, я клянусь тебе.

Он молча покачал головой и на ощупь нашел Анькину руку.

— Мы поехали.

— Гриша! — Мать схватила его за рукав куртки и дернула с такой силой, что его развернуло. — Ну один раз. Ну чуть-чуть. Это же ничего.

— Уходи в палату.

Он вырвал куртку из хватки и потянул мелкую к выходу. Та поспешно засеменила следом.

Метров за двадцать до автобусной остановки LastGreen наконец сбавил скорость, чтобы Аньке не приходилось бежать. Мать так и кричала вслед его имя, пока они не вышли из больницы, и оно теперь отголосками звенело в ушах.

На остановке он выпустил ладошку сестры и сунул руки в карманы. Хотелось что-нибудь разбить, хотелось разорвать этот мир на мелкие кусочки, потому что какой в нем смысл, если мелкая стоит, смотрит на него огромными глазами, а он понимает, что не будет в ее жизни ни мультиков в обнимку с мамой, ни каруселей?

— Хочешь, на ВДНХ поедем? Там покатаешься на чем-нибудь.

— Не хочу, — тихо ответила Аня.

— Эй, ну ты чего? Реветь, что ли, собралась?

— Да, — себе под нос сообщила Аня, и по ее лицу потекли слезы.

Мелкая привыкла плакать молча, чтобы не привлекать ничьего внимания. И слезы у нее всегда были с горошину.

— Ну Ань, — поморщился LastGreen. — Ну иди сюда.

— Не хочу, — повторила она и всхлипнула так, что все ее маленькое и худенькое тельце аж подпрыгнуло.

— Ты ботинки какие хочешь? С единорожиком?

— Не знаю.

— А хочешь, к Потапу съездим?

— Хочу.

Ну еще бы. Это было безотказным приемом. Безотказнее было только предложить съездить к Лене.

— А потом к Лене поедем? — будто прочитала его мысли сестра.

— Мы не предупреждали. Нужно было позвонить. Вдруг у нее дела?

— А ты позвони, — резонно заметила мелкая и вытерла щеки ладонями.

— Нам еще ботинки тебе покупать.

— Так это недолго.

— Ну здрасте, недолго. А кто в прошлый раз Потапа до белого каления довел покупкой босоножек?

— Он хотел купить с закрытыми носками. А я уже не маленькая.

— Да возраст тут причем?

— При том! — Анька сложила руки на груди и посмотрела исподлобья. Ну хоть реветь перестала.

— Поехали. Вон наш автобус.

LastGreen затащил сестру в автобус, благодарно кивнул мужчине, уступившему мелкой место, и, достав из кармана телефон, написал Потапу:

«Едем с Анькой к тебе. Что привезти?»

«Да не надо ко мне ехать. У меня все есть».

«Поздно. Уже едем. Мелкая ревет. Мы от матери».

«Понял», — написал Потап через минуту.

LastGreen’у не понравилась эта минута. И не понравилось то, что Сашка хотел соскочить с их встречи и сдался явно только из-за Аньки. Значит, точно нужно ехать и разбираться со всей этой фигней. В конце концов, это же они. В мир, в котором они с Сашкой Потаповым не общаются и не подставляют друг другу плечо, LastGreen не верил.

Глава 6

Бесполезно бороться: удача тебя не любит.

Роман припарковал машину прямо напротив Яниного подъезда и, выключив зажигание, протянул ей ключи.

— Спасибо! — от всей души поблагодарила она. — Ты даже не представляешь, как меня сегодня выручил.

— Да не вопрос.

Он улыбнулся, и Яна привычно отметила, что у них с отцом одинаковые улыбки. Лучше всего к ним подходило определение «лучезарные». Потому что неизменно хотелось улыбнуться в ответ.

После того злосчастного пожара мнение Яны о Романе кардинально поменялось, и последние месяцы ее в этом только укрепили. Если раньше он казался ей просто никаким, то сейчас она все больше видела в нем черты его отца: цепкий ум, умение разруливать любые ситуации и способность найти нужные слова в напряженные моменты. Просто Рома сам по себе был мягче и спокойнее.

— Хочешь чаю или кофе? — спросила она и тут же добавила: — Вопрос без подвоха.

Он удивленно вскинул брови, на миг завис, а потом рассмеялся.

— Я про подвох даже не подумал, если честно.

Яна рассмеялась вместе с ним. Ее забавляло, что иногда ему нужно было время, чтобы обработать информацию. Оборотная сторона билингвальности и того, что в русскоязычной среде он жил чуть больше года.

— От кофе бы не отказался. Что-то я засыпаю сегодня на ходу.

— Медовый месяц? — поддела его Яна, выбираясь из машины.

Вышедший со своей стороны Роман посмотрел на нее с укоризной и едва заметно покраснел.

— Я, кажется, плохо подумал насчет кофе.

— Да ладно. Торжественно клянусь больше на эту тему не шутить.

Она нажала на кнопку сигнализации, отмечая про себя, как лихо это выглядит. Если бы еще сама домой приехала, а не с Крестовским в качестве шофера. Роман остановился у двери, разглядывая приклеенные к стене обрывки объявлений. У него была неистребимая привычка читать все подряд.

Яна набрала код на домофоне, и Роман, распахнув дверь, пропустил ее вперед.

— Ну вот, приличный же подъезд, — сказал он, когда они вошли в лифт. — Ни граффити, ни всяких «Светка — шалава», простите мой французский.

— Это у тебя такое в подъезде? — изумилась Яна.

Если ей не изменяла память, Роман жил в элитном доме в центре.

— Нет конечно. Это в Машином.

— Ну районы разные бывают. Мы с мамой тоже раньше жили… — начала Яна и осеклась.

Роман смерил ее взглядом и неожиданно спросил:

— Скучаешь?

Никто за все эти месяцы ни разу ее об этом не спросил. Даже в новогоднюю ночь, которую она провела в доме Волковых, никто не задал этот вопрос. А ведь это был ее первый Новый год в одиночестве. Потому что одиноким можно чувствовать себя и среди толпы.

— Непривычно, — туманно ответила Яна, выходя из лифта.

В квартире было прохладно, потому что они с мамой почти никогда не закрывали окно на кухне. Роман повесил куртку на вешалку, снял кроссовки и, засунув руки в задние карманы джинсов, оглядел их просторную прихожую.

— Уютно тут.

— Ага. Кухня вон там. Я сейчас.