Хозяйка старой купальни - Маргарита Дюжева

После склада пришлось прерваться. Во-первых, нужно было окончательно все рассортировать и вынести мусор, чтобы не загромождать холл, а во-вторых, закончился мыльный раствор. Да и есть уже хотелось так, что живот подводило.

Сначала перекусили, потом оставили Байхо мыть посуду, а сами вернулись к завалам. Что-то сразу шло в утиль, что-то решили еще использовать. Например, из полотенец, которые уже отслужили свое, заготовили стопку тряпок «протри и выкини». Содержимое бутылочек было решено вылить, а сами бутылочки снова пустить в дело. Какое дело – пока непонятно, но это мелочи. В результате склад старья оказался опустошенным более чем на две трети, а склад нового просто был укомплектован более рациональным образом. Весь хлам мы принялись вытаскивать на задний двор, чтобы потом сжечь.

Вот на заднем-то дворе внезапные гости нас и настигли.

Трое добрых молодцев лет так под шестьдесят. Выглядели они румяно, бодро и доброжелательно – вплоть до того момента, как сквозь распахнутую дверь увидели преобразившуюся помывочную.

Тут сразу и улыбки пропали, и румянец стек:

– Что? Как? – Один из них – тот, что с роскошными белыми усами – аж захрипел: – Кто посмел?

– Ну я, – вытерев руки о подол, небрежно пожала я плечами.

– А я предупреждал, что плохая идея была с уборкой, – монотонно пробубнил Байхо, всосавшись в щель между досок.

Непонятная реакция. И деданы эти непонятные.

– Кто разрешил?

– Как кто? Документ о наследовании, конечно. Теперь Алмазные водопады мои. И они закрыты на ремонт. Объявление на той стороне вдели?

Вперед выступил второй старикан. Высокий и сухой, как жердь. Усов у него не было, волос на макушке тоже, зато они прекрасно колосились в носу.

– Деточка, – произнес излишне ласковым голосом, будто говорил с малолетней дурочкой, – ты, наверное, не в курсе, но у нас с Эммой были свои договоренности.

– Увы, мне об этом ничего неизвестно, – развела я руками, – так что нет Эммы – нет договоренностей. Я собираюсь это место полностью переделать и привлечь в нашу купальню как можно больше новых посетителей.

У дедка аж щека задергалась.

– Только мы здесь были клиентами! Это наше место!

– Мое, – жестко отрезала я. – Это место – мое. Точка.

Строгий тон выплыл откуда-то из прошлой жизни. Когда я была небольшим, но все-таки начальником.

Деданы свирепо между собой переглянулись.

– Мы этого так не оставим! – грозно пообещал самый толстый.

– Калитку за собой не забудьте прикрыть.

– Нахалка!

– Все-го хо-ро-ше-го, – сказала я и, взяв под козырек, вернулась к делам.

Ходят тут всякие бухтят, реновации мешают.

Как выяснилось чуть позже, желающих помешать в этот день было хоть отбавляй. После обеда пришли еще несколько подержанных хлопцев, которых крайне возмутило, что тазы теперь стояли не в творческом беспорядке, а строгими штабелями, а некоторые так вовсе отложены на выкид.

– Что вы к этим тазам прицепились? – недоумевала я, выпроваживая очередных скандалистов. – Хотите подарю? Забирайте их все, можете хоть обложиться ими с ног до головы. Мне не жалко.

Они тоже пообещали, что так просто этого не оставят, и ушли.

– Ненормальные какие-то, – растеряно пробубнила Лада, глядя им вслед. – Сколько помню, всегда над этими банками и тазами тряслись. Лишний раз уберешься – все, истерика. С криками и вырыванием волос из головы… ну или оттуда, где они сохранились.

– А что Эмма по этому поводу говорила?

– А что Эмма? Плечами жала, мол, чем бы дитя ни тешилось…

Такие себе дитятки, конечно… с пробегом.

– Наимудрейшая женщина была, – глубокомысленно изрек Бяка, высовываясь из очередной щели.

– Да кто ж спорит? – хмыкнула я. – Только этой наимудрейшей женщины больше нет, и восстанавливать эту дыру придется нам с вами.

После обеда еще час ушел на то, чтобы привести в порядок холл. Выгрести мусор из углов, отмыть все, что не отмылось с первого раза, а потом вооружиться отвертками. Ручка на двери опять отвалилась – пришлось ее прикручивать заново, но судя по тому, как бодро гулял шуруп в резьбе, это ненадолго. Поставила себе пометку: купить новую ручку. И на заднюю дверь тоже, потому что и там все держалось на соплях.

Вообще, надо завести список того, что необходимо прикупить в ближайшее время… А заодно машинку для печатания денег изобрести, потому что тех крох, что я нашла, надолго не хватит, а с клиентами, чувствую, напряг меня ждет сильный.

Я отогнала прочь тревожные мысли и снова переключилась на работу. Будет вечер – будет время для раздумий, а пока светло – надо сделать по максимуму.

После ручек мы прошлись по петлям на дверях – половина скрипела, половина вывернулась из пазов, под тяжестью деревянных полотен. Пришлось где-то подкручивать, где-то подмазывать. Некоторые тоже подлежали замене, и это только первый этаж…

О том, что творилось на втором, я пока даже думать боялась. Там и окна битые, и двери не в каждом проеме имелись. Аж зубы заломило от раскрывающихся перспектив. Ох, и намучаюсь я с этими Водопадами…

Стойка, за которой встречали гостей, и на которой обычно лежала стопка чистых полотенец, тоже была в плачевном состоянии. Мы с Ладой попытались починить, но сделали только хуже – она теперь не только пошатывалась и скрипела, но и заваливалась на бок. Уж лучше бы и не совались! Пришлось придумывать какие-то подпорки.

– Не бабское это дело – гвозди заколачивать, – пыхтела помощница, неумело орудуя молотком. И в итоге тюкнула себе по пальцу. – Ай!

Он тут же начал распухать и наливаться синевой. Пришлось прерывать ремонтные работы и оказывать первую помощь. Пока Лада сидела на полу и укачивала больной палец, я сбегала наверх, достала из комода пузырек с лечебной настойкой, нарвала бинтов из чистой мягкой ткани и организовала повязку. Медсестра из меня так себе, поэтому на пальце получилась не просто повязка, а внушительный такой чупа-чупс. Лада попыталась что-то делать, но получалось неуклюже.

– На сегодня все, отдыхай, – осадила я свою не в меру прыткую помощницу.

Потом сама собрала опилки и деревянную труху из-под стойки. Смела их в совок и пошла к заднему выходу, чтобы выкинуть. Дверь открыла, совком махнула… и все содержимое отправила прямиком в физиономию какому-то типу, на свою беду оказавшемуся на моем крыльце.

Он охнул:

– Мои глаза! – И схватился ладонями за лицо.

Отшатнулся так, что нога сорвалась со ступени. Неуклюже сполз с крыльца и попал на мокрую траву. Поскользнулся, но равновесие удержал. И тут же поскользнулся снова. Взмахнул руками