Хулиган. Его принцесса - Эла Герс

Я бросила на нее свой самый суровый взгляд, от которого она побледнела прямо на глазах. Затем, пробормотав, что принесет мне что-нибудь перекусить, она поспешила удалиться с моих глаз. Дверь за ней закрылась и я простонала в голос, прижав пальцы к вискам, охваченная паникой.

Почему Данил был здесь?

Почему Глеб пустил его в наш дом?

Почему они закрылись в библиотеке и никого к себе не пускали?

Что вообще, черт возьми, здесь происходило?!

Сквозь вопросы, которые крутились у меня в голове, я случайно взглянула на окно и увидела сквозь раздвинутые шторы гигантское дерево. То самое дерево…

И тут в голове вспыхнула идея — я могла спуститься по дереву и, возможно, избежать убийства в нашем доме, будь то Данил или Глеб. Я даже не знала, кто из них больше хотел убить друг друга. Знала точно лишь то, что их чувства в этом плане были взаимны.

Я сразу же подошла к окну и, тихо открыв его, посмотрела вниз, выискивая взглядом охранников.

Библиотека находилась с другой стороны дома, а потому мне следовало быть очень осторожной, чтобы не попасться никому на глаза. А еще целой и невредимой спуститься с этого дерева.

Не теряя больше времени, я вылезла на карниз, ступила на широкую ветвь и аккуратно, а главное, бесшумно спустилась с дерева.

Мягко спустившись на землю и отряхнув руки после коры, я незаметно заглянула в окно гостиной. Там Кирилл пытался поближе рассмотреть самурайские мечи, находящиеся в одной из витрин, а Харитон вежливо, но твердо пытался не дать ему взять в руки холодное оружие.

Продираясь сквозь кусты и осторожно, на цыпочках, обходя цветочные клумбы, я как можно быстрее побежала к противоположной стороне дома, где находилась библиотека, стараясь держаться в тени и подальше от света, исходящего от фонарных столбов, расположенных вокруг дома.

Когда оказалась возле библиотеки, я уже не могла дышать. Так сказывались усталость и волнение, которые сконцентрировались на биении сердца и напрочь забыли о немаловажном дыхании.

Окна в основном были закрыты, но одно было чуть приоткрыто на проветривание, в чем мне безумно повезло. И пока я судорожно оглядывалась в поисках какой-нибудь подставки под ноги, чтобы дотянутся до окна и заглянуть внутрь, послышались голоса:

— Так ты теперь всё знаешь? — это был Глеб. — Прям всё?

— Да, ублюдок, — последовал сердитый ответ Данила.

— Она сама рассказала тебе? Или ты заставил ее это сделать?

Все мое тело застыло от холода, прозвучавшего в голосе брата.

— Не надо переводить стрелки на меня, когда во всем виноваты ты и твоя мать.

Я услышала резкий смех Глеба, прежде чем он спросил:

— А ты безвинный, да? Думаешь, твой уход никак не повлиял на нее?

— Я уже объяснил, почему я так поступил, — Данил сделал паузу и мой ошеломленный мозг представил, как он угрожающе шагнул к Глебу, в то время как мой брат невозмутимо сидел на диване, не обращая внимания на происходящее. — И я знаю… Я, блять, знаю, что отчасти виноват в том, что она причиняет себе вред. Я виноват в этом. И я принимаю эту вину и беру на себя ответственность за это. Но что насчет тебя, Градов?

— Я же сказал тебе. Ты ничего не знаешь.

— Тогда, блять, просвети меня! — я вздрогнула всем телом, когда в библиотеке раздался громкий хлопок. Должно быть, Данил на эмоциях ударил по полке с книгами. — Просвети, пока я еще могу удержаться от того, чтобы, сука, не убить тебя нахрен! Разве ты не знаешь, что ты сделал со своей сестрой?!Она считает себя слабой. Она считает себя ущербной. Она считает себя виноватой в том, что вы ее ненавидите! Я чуть не сдох, когда услышал это от нее! Ты хоть понимаешь, что вы, блять, натворили?!

Я прикрыла рот рукой, чтобы случайно не издать ненужного звука, и, повернувшись спиной к окну, прислонилась к стене, чтобы дрожащие колени не подвели меня и я не рухнула на холодную землю.

Почему он рассказал это моему брату?

Почему Данил рассказал это Глебу?

Глебу было всё равно. Ему было всё равно на меня. И Данил только что еще сильнее осложнил мою жизнь, дав моему брату оружие, благодаря которому он продолжит контролировать каждый мой шаг и вздох…

— Я ушел, чтобы защитить ее.

Мои мысли резко оборвались на полуслове.

— Я уехал жить в Японию, потому что знал, что должен был увести мать подальше от Тани.

— О чем это ты? — прозвучал потрясенный голос Данила.

Тишина.

Гнетущая, давящая тишина…

А затем Глеб, наконец, продолжил:

— С тех пор как я себя помню, мать никогда не проявляла к Тане любви или привязанности. И сколько я себя помню, у Тани всегда были синяки по всему телу. Когда я спрашивал о них, она отвечала, что упала или ударилась обо что-нибудь. Я ей не верил, потому что она никогда не была неуклюжей. А потом она стала скрывать их от меня и нашего отца и я забыл об этом, как будто никогда их и не видел.

Дурные предчувствия выползали из окна и обрушивались на меня, на мой разум, заходящийся от паники, и на мое тело, застывшее от страха.

— Она… мать причиняла ей боль, когда папа или кто-нибудь из домашнего персонала не видел этого. Она избивала ее, когда этого не видел я… Я не знал, Данил, — сокрушенно прохрипел брат. — Я не знал, пока собственными глазами не увидел, как она пыталась утопить Таню в ванне утром в день ее двенадцатилетия.

Снова долгое молчание.

Сильно затянувшаяся тишина…

— Господи… — срывающимся голосом пробормотал Данил. — То есть ты сейчас на полном серьезе говоришь мне, что Таня подвергалась физическому насилию со стороны своей матери?! Но зачем ей это делать?! Зачем ей причинять боль собственному ребенку? Избивать, топить?!

— Таня тебе не рассказала? — спросил Глеб, а затем после секунды молчания, которая показалась целой вечностью, пробормотал: — Ну, думаю, теперь ты знаешь всё.

— Это пиздец! — громко выпалил Данил, не сдерживаясь.

— Мать умоляла меня не рассказывать отцу, — продолжил Глеб, повысив голос. — Она умоляла меня в слезах и криках, говоря, что всего лишь защищала меня от моей родной сестры, которая, в ее безумном уме, собиралась убить меня. Я не знаю, с чего она это взяла, но мать до сих пор считает Таню монстром, который хочет меня убить.

— Ты должен был запереть ее! Сдать в дурдом!

— Она всё еще моя мать! Как бы жалко это ни звучало и