Воскресшая тень - Анастасия Пименова

Я взглянула на Нэйгу в надежде получить ответ, но женщина лишь посмотрела через зеркало заднего вида, переглянувшись с другими.

– Потому что могут, Леонора.

– Что значат "могут"? За что они его ударили?

– То, что он просто есть и то, что живет здесь. Он из бедных, практически отбросов общества, которые зарегистрированы в системе, но даже не могут позволить себе кров над головой, поэтому часто ночуют на улице. Он один из попрошаек, а их полиция не любит почти также сильно, как и нас.

– Попрошаек?

– Это те, кто просит еду и иногда даже лекарство, – ответила другая женщина, имя которой мне неизвестно, – так как денег больше нет, то только так они могут это получить. Но тебе этого не понять, ты ведь всегда была из богатеньких, да?

Я почувствовала неприязнь в её голосе.

– Мои родители часто жертвовали крупные суммы на благотворительность.

– Ты думаешь, это что-то меняет? – она усмехнулась. – Сколько на самом деле из пожертвований доходило до нуждающихся? Набралось хотя бы десять процентов от всей суммы?

– На что ты намекаешь? – спросила я, начав раздражаться. – Да, мои родители были богатыми, но и честными тоже.

– Конечно.

Я сжала кулаки, чувствуя, как закипаю изнутри.

– Попрошайничество, как и воровство карается законом, – отвлекла от дальнейшего спора Нэйга, – но полиция не считает нужным регистрировать их и сажать за решетку, поэтому наказывает иным путем. Физической болью.

– Это незаконно. Они вправе тогда обратиться в суд или… что-то похожее, – не знаю, что сейчас осталось. – Суд ведь остался?

– Да, но более такими мелкими делами они не занимаются. Только более крупными, например, если кто-то готовит восстание, продает оружие незаконным путем или взламывает систему, незаконно внося туда данные… Все эти дела заносятся в общую систему и назначается суд, который, кстати говоря, проводится в открытом, но защищенном месте. Именно туда мы и держим путь. – Я нахмурилась, а женщина пояснила. – Мелкие дела решаются в мелких городах, как этот. Более крупные – только в столице, где сам главнокомандующий выносит решение.

– Рован?

– Да. Он и судья, и бог, и хрен знает, кто ещё. Суд проводится раз в месяц, вход туда свободный и обычно желающих много. И мы будем одними из них, дальше нам нужно будет как-то добраться до Гарнета, чтобы он понял, кто ты. Надеюсь, вы общались в школе, иначе вряд ли он узнает тебя.

Общались… Там подойдет более другое слово.

Нэйга остановилась рядом с высоким зданием, но если другие выглядят ухоженно, то у этого видно множество разбитых окон и вообще… оно не внушает мне доверия, будто вот-вот рухнет.

– Выходим. Внутри нас уже ждут.

Я, как и другие, повязала ткань обратно на лицо и направилась прямиком за Нэйгой внутрь здания.

Там оказалось не просто мрачно, но и вся атмосфера показалась гнетущей. Даже воздух тут будто тяжелее, чем на улице.

Краска на стенах уже во многих местах отошла, а плитка на полах частично оказалась разрушенной. Освещение совсем слабое и если бы не большие окна, то даже днем здесь было бы плохо видно.

Я вижу множество дверей и понимаю, что за ними должны быть квартиры. Мы идем прямо к лестнице, проходя мимо лифта, который наверняка не работает.

Поднимаемся на шестой этаж, и Нэйга стучит в одну из дверей, на которой написано "606".

Вскоре нам открывает женщина, которая смотрит на всех и пропускает внутрь.

Нэйга снимает повязку с лица, так поступают и другие. Она начинает разговаривать с незнакомкой на том самом языке, что я не понимаю.

Внутри оказывается достаточно свободно, несмотря на то, что нас тут почти десять человек.

Как только я слышу свое имя, то вижу, что незнакомка смотрит на меня и хмурится, когда Нэйга продолжает что-то говорить.

– Ты голодна? – спрашивает у меня Ирай, и я выдаю кивок, вдруг понимая, что действительно хочу есть. – Тогда иди за мной.

Мы проходим на кухню, где в холодильнике оказывается несколько бутербродов.

– Ты уверен, что нам можно это есть? Та женщина будет не против?

– Нет. Она знала, что мы все придем, поэтому если бы захотела, то спрятала бы еду.

Не понимаю, шутит ли он так или нет, но молча принимаю еду и ем, когда к нам возвращается Нэйга.

– Сегодня заночуем здесь. Так будет безопаснее, чем ночевать на улице. Некоторые останутся здесь, а ты, – тут она кивком головы указывает на меня, – я, Ирай и Ренэ отправимся дальше. В последнем городе Ренэ оставит нас, и только мы втроем поедем в столицу.

Ирай уходит, оставляя нас вдвоем.

– Где мы?

– У подруги.

– Она теперь знает, кто я?

– Да. И она от этого не в восторге, потому что ненавидит всех бессмертных.

– Но почему? Что они ей сделали?

– Из-за таких, как ты, погиб её муж, когда начались первые восстания. Он был одним из немногих, кто не имел никакое отношение к восставшим и даже говорил, что вы всего лишь дети… но по глупому стечению обстоятельств, когда одного из бессмертного пытались достать люди, то Лео оказался не в нужное время, не в нужном месте. Его расстреляли, как и других.

– Мне жаль.

– Думаю, тебе плевать, потому что ты не понимаешь через что пришлось пройти людям, Леонора. Если бы ты жила в то время, то наверняка тебя, как и других, спрятали на какой-нибудь частный остров, где было бы всё, что ты захочешь.

Я не опровергаю её слова, ведь не знаю, что было бы. Даже если бы я была против, то моего мнения никто не спрашивал бы.

– Как вы нашли меня?

– Говорила же – случайно. Считай, тебе повезло, что именно я нашла тебя. Нам нужны были припасы, поэтому на карте, которую нам удалось украсть в своё время, был обозначен крест в том месте, где был бункер. Мы решили проверить, попасть внутрь не составило труда, а вот вызволить тебя из капсулы… опять же повезло, что в команде был человек, знающий другой язык, так как инструкция была на нем. Вероятно, тебя не находили до сих пор, потому что на всех электронных картах того места просто не было. Там был только лес и ничего кроме него. Не удивлюсь, что и печатных карт было совсем немного. – Она встала из-за стола. – Доедай и иди спать, впереди ещё долгий путь.

Она оставила меня одну, когда я откусила очередной кусок бутерброда.

Повезло… Повезло ли мне на самом деле, ведь я провела в той капсуле восемь лет? За это время прежней для меня жизни больше